Дмитрий Бочаров
Зов женщины сильнее воли командира…
Армейская мудрость
Первый раз я выбился в командиры, случайно, даже не «за красивые глазки». Стал Командиром 1-го отделения 1-го учебного взвода 1-й учебной роты Абитуриентских сборов 1993 года в Полевом Учебном Центре (ПУЦ) ВПКУ имени Ф.Э.Дзержинского и получил гордое звание — «Младший сержант».
Все было до банального просто – по взводам нас распределили по фамильно еще в городе Алма-Ате.
Перед входом на Контрольно-пропускной пункт (КПП) училища были вывешены списки с указанием фамилий абитуриентов в алфавитном порядке, разбитые сразу по учебным ротам и взводам.
Дежурный по КПП сверял фамилии абитуриентов по повесткам, выданным районными военкоматами, с предписанием явиться на сборный пункт для прохождения абитуриентских сборов и сдачи вступительных экзаменов, в тогда еще Высшее Пограничное Командное Ордена Октябрьской Революции Краснознаменное Училище Комитета Государственной Безопасности Союза Советских Социалистических Республик имени Ф.Э.Дзержинского.
Это потом уже, по нашему возвращению с полигона по окончании курса молодого бойца, осенью того же года данное учебное заведение переименовали в Военный Институт Пограничной Службы Комитета Национальной Безопасности Республики Казахстан.
А курсантов обозвали «СЛУШАТЕЛЯМИ» ВИ ПС КНБ РК.
А пока, жаждущих стать курсантами, пропускали через КПП со всеми пожитками и мариновали на стадионе – эдаком пункте сбора абитуриентов, определенном на территории училища.
Там вчерашние выпускники сбивались в кружки по интересам, знакомились, травили байки, пели песни под гитару.
За всем этим безобразием наблюдали курсанты разных курсов, не уехавшие по каким-либо причинам в летний отпуск, офицеры и другие служащие училища.
Ближе к обеду появились наши будущие взводные командиры – курсанты 4 курса, со списками своих взводов.
Они начали выкрикивать фамилии и сбивать в гурт каждый свое подразделение для погрузки на машины.
В учебных взводах было человек по тридцать в каждом.
Некоторые фамилии оставались без ответа, особо шустрые уже умудрились потеряться или найти себе приключения на пятую точку.
Процесс сборов списочного состава абитуриентов затягивался.
Кто-то из мудрых командиров решил – пока остальные не разбежались, грузить тех, кого собрали по машинам под присмотр. А тех, кто просочился через КПП, но не отозвался на стадионе – искать.
Машины стояли в ряд, по близости от стадиона.
Две дюжины тентованных ЗИЛов защитного цвета с белыми военными четырехзначными номерами на черном фоне с буквенной серией ШГ распахнули чрево своих кузовов в ожидании ничего не осознающих юнцов. Вскоре, нас с горем пополам, словленных по территории училища и добровольно откликнувшихся на свою фамилию, загнали в тесные кузова. Борта закрыли…
Наши новые командиры предусмотрительно в кузов не полезли, остались стоять около закрытых бортов. Сидеть в тридцатиградусную жару на деревянных скамьях в душном кузове под брезентовым тентом — удовольствие не из приятных.
Дети офицеров, которые выросли в военных городках и знали прелести и сюрпризы военной службы изнутри, внутрь кузовов не лезли, а усаживались на скамьях у закрывающегося борта.
Так мы быстро определили «своих» и познакомились.
Пока сидели на стадионе, все много пили минеральной воды и всевозможных прохладительных напитков. Большинство мучил сушняк после обильных возлияний во время проводов накануне.
Однако, вытаскивать из рюкзаков и катомок напитки посерьезней не решались, боялись спалиться.
Хотя закрепить знакомство и вспрыснуть – Теперь ты в АРМИИ! – хотелось всем.
Когда забились в кузов под спасение бортов и тентов, многие осмелели.
Командиры то остались «за бортом»!
Кто-то достал пузырек или фляжку, тара пошла по кругу.
Но употребление воды на стадионе и горячительного в кузове было ошибкой! Принятая внутрь влага стала искать выход.
Начали уговаривать командиров отпустить до ветру! Те опрометчиво разрешали…
Но не долго. Быстро уловив тенденции, что из двух спрыгнувших возвращается максимум один, утечку страждущих прекратили.
Да и к тому же, дикие абитуриенты поиском отхожего места не заморачивались. Самые наглые попытались пустить струю под колесо ЗИЛа или стену ближайшего корпуса.
Так недолго было и всю территорию училища угробить.
Решение созрело категоричное — не пущать!
«На вопрос как быть?» ответ был прост и брутален – Терпите!
Счастливчики, не зная порядков в училище, и греющего каждого курсанта слова – «ЧПОК» (Чрезвычайная Помощь Оголодавшему Курсанту), в это время штурмовали КПП уже с внутренней стороны – мы типа попить купим и обратно…
На КПП в это время шел кропотливый процесс сверки списков.
Не зря Дежурный по КПП предусмотрительно ставил галочки, напротив фамилий, проверяя предписания.
Так что выход в город пресекли тоже категорически.
Гонцы вернулись к машинам ни с чем.
Вся это катавасия длилась часов до трех дня.
Потом кто-то из больших начальников, памятуя народную мудрость – «Баба с возу, кобыле легче», дал команду на выдвижение.
Определив своим решением самых ушлых — тех, кто умудрился потеряться после прохождения КПП на территории училища, в залетчики. Тем самым слегка сократив конкурс претендентов на место в наш учебный батальон.
И мы поехали. Мимо пролетали улицы знакомого с детства города.
По залитым солнцем проспектам мчались автомобили и автобусы, по тротуарам в тени деревьев ходили пешеходы.
Мы свистели и махали руками встречным девчонкам. Некоторые, в ответ, махали нам вслед.
Какое-то чувство непонятного щемящего беспокойства росло в груди.
Как оказалось, вот таким вот нестандартным образом, мое детство приобрело свое логическое завершение. Осталось за бортом того тентованного военного грузовика, всё дальше удалявшегося в неизвестном направлении…
Таким же образом, окончательно и бесповоротно, 5 июля 1993 года трагически оборвалась моя гражданская жизнь…
* * *
ЗИЛы прикатили нас в окрестности поселка Караой, к другому КПП и зеленым воротам с красными звездами.
Ворота гостеприимно распахнулись с приложением усилий солдатиков-срочников, и мы, с ветерком, въехали на территорию Полевого Учебного Центра.
Грузовики, как положено у военных, припарковались в ряд у цветных столбиков. И опять-таки мы оказались рядом с другим стадионом, попроще. Командиры принялись разгружать абитуриентов повзводно. Град ног, сыпавшийся из кузовов, клубил пыль вокруг бортов машин. Спешившись, мы перебежали на стадион, где разыгралось интереснейшее действо, под названием «ранжировка».
Наши командиры, принялись споро вытягивать из своих новоиспечённых подчиненных длинную цепь, перебирая, подбирая и выстраивая нас по росту от самого высокого, к самому низкому. С кем-то пришлось повозиться, но, в целом, дело шло весьма бойко.
Нашему взводу, в качестве командира, достался старшекурсник – таджик по национальности. Видимо, из-за какого-то особого восприятия мира, он начал нашу ранжировку не с правого, а с левого фланга по фронту строя. Выстраивая нашу группу в одну шеренгу, мои 188 сантиметров в росте гарантировали место третьего по счёту, с левого фланга. Таким образом, при расчёте на «Первый! Второй! Третий!», все третьи номера разместились мне в затылок. Я стал называться направляющий в этой третьей колонне… Наш новый командир стоял к нам лицом, он почему-то распределил отделения слева направо. Первое отделение, второе, третье.
Таким же чудесным образом, все «третьи номера», оказавшись на правом фланге походного строя нашего взвода стали именоваться ПЕРВЫМ ОТДЕЛЕНИЕМ! А я, как направляющий, в мгновение ока стал командиром для всех, кто стоял позади меня!
Причем все, кто стоял первым в ряду стали командирами отделений!
Благодаря своему росту и случайности, я стал командиром 1-го отделения. А самый высокий парень – отделения — три.
Вот, как-то так, вроде не особо просто, но и без особых изысков.
Последовала команда взять вещи, и мы похватали свои скромные пожитки. После чего, бегом, наш новенький строй, в колонну по три, выдвинулся к нашему новому жилищу в «палаточном городке». Им оказалась трехстенная бетонная коробка, с двухскатной крышей, двумя узкими окошками под потолком на тыльной стене, глухими боковыми стенками, а лицевой торец этой коробки представлял из себя решетчатую железную раму с массивной входной дверью, обитой оцинкованным железом. В проемы окон были вставлены деревянные рамы, обтянутые плотной полиэтиленовой плёнкой. Мрачновато, я вам скажу, на взгляд неискушённого в армейском быте вчерашнего выпускника 11-го класса…
В полумраке казармы чётко прорисовывались контуры железа пустых двухъярусных армейских кроватей, вытянувшихся вдоль глухих стен в два ряда разделенные проходом посередине.
Мы побросали свои пожитки и пошли получать тумбочки, постели (матрац, подушку с наволочкой, одеяло и две простыни).
Тумбочки выдавали одну на двоих, а постели выдали на каждого.
Командирам отделений под ответственность выдали еще по деревянному табурету, выходило по три на кубрик.
Вот, что значит командир! Бремя ответственности в виде табурета!
Все абитуриенты так же получили по армейскому котелку, ложке и кружке.
На наше удивление, к вечеру, на последней машине, приехали-таки опоздавшие — те, кто потерялся в училище или не успел прибыть к установленному часу с поезда.
Среди опоздавших было много воспитанников-выпускников РВСШИ (Республиканской Военной Специализированной Школы Интерната), были даже военные абитуриенты — солдаты и сержанты срочной службы. Отцы-командиры дали им шанс попасть на абитуриентские сборы, сдать экзамены, а не отправили их домой или к месту прохождения службы.
Но поезд, как говорится, ушел — командирские должности уже были заняты! Хотя некоторые из опоздавших и были выше ростом, а кто-то, с лычками на погонах, скорее всего когда-то занимал соответствующие должности.
* * *
И начались обычные будни Абитуриентских сборов.
Хотя, не такие уж и обычные… Как мы из обычных абитуриентов умудрились превратиться в «общество яйцеголовых», я уже описывал в Лирическом отступлении рассказа Курс выживания или шашлык из тушканчика
У меня даже сохранился распорядок дня Абитуриентских сборов, вот он:
6:30-6:35 Подъем – борьба со сном.
6:40-7:10 Физ.зарядка – борьба за здоровое тело.
7:10-7:40 Туалет, заправка постелей – борьба с пылью, грязью и беспорядком.
7:45-8:10 Завтрак – борьба за завтрак.
9:00-14:00 Лекции, самоподготовка – борьба за знания.
14:00-14:30 Подготовка к обеду – борьба с голодом.
14:20-14:50 Обед – борьба за обед.
14:50-15:30 Время для личных потребностей – борьба со сном.
16:00-17:00 Сон час – борьба со сном и мухами.
17:00-18:00 Спортивно-массовая работа – борьба с усталостью.
18:00-19:00 ПХД – борьба за чистоту.
19:00-19:45 Подготовка к ужину – борьба с голодом.
19:45-20:15 Ужин – борьба за ужин.
20:15-22:00 Время для личных потребностей – борьба за место перед телевизором и около умывальника.
22:00-22:15 Вечерняя прогулка – борьба строем с тишиной.
22:15-22:25 Вечерняя поверка – борьба с самоволками.
22:30 Отбой – борьба со скрипом кроватей.
22:30-6:30 Сон – борьба со снами и комарами.
Перед каждой «борьбой» общее построение сборов – А ЭТО БОРЬБА СО СМЕРТЬЮ!
Мы четко усвоили истину – «ЖИЗНЬ КУРСАНТА – ВЕЧНАЯ БОРЬБА!»
По армейским меркам это был, конечно, курорт – сон час, после обеда это было круто! Хотя, в первые пару дней мы не понимали, в чем прикол, мы же не в детском саду, и всю прелесть отеческой заботы отцов-командиров…
Утром после подъема и общего построения по форме одежды №2 «голый торс», все абитуриенты повзводно убегали на утреннюю пробежку до трех километров с последующей утренней зарядкой.
Все передвижения по территории ПУЦ осуществлялись только строем, даже в умывальник, столовую и туалет.
Все одиночные передвижения только бегом.
Любой офицер, курсант, увидевший праздно шагающего абитуриента, мог заставить его отжиматься.
При отказе, шел немедленный доклад командиру взвода, но уж тот извращался в наложении физических нагрузок в зависимости от степени тяжести проступка.
А расстояния в ПУЦе были, как нарочно, до умывальника — метров 200, до туалета — метров 400, до плаца — метров 400, до столовой наверно не меньше 700 метров от казарм, где мы жили.
В пять часов пополудни, вместо чаепития английских лордов, у нас была спортивно-массовая работа. От трех до пяти километров кросса по пересеченной местности тактического поля, далее — на усмотрение командиров.
Естественным образом, силы иссякали, не дожидаясь заката, а к часу объявления «Отбоя» мы просто доползали до кроватей и проваливались в сон, как говорят — без задних ног.
Тогда я не понимал, зачем нас так гоняли, думал, чтоб отсеять слабейших.
В принципе, этот результат отсева тоже был достигнут. Конкурс на место стремительно сокращался, а дело ещё не дошло до экзаменов.
Те, кому надоедали ежедневные кроссы, холод на рассвете, недосыпание, жара в течение дня, успешно чередующаяся с щедрыми ливнями, недоедание и отвратительная питьевая вода, вкупе с армейским распорядком и начинавшей своё формирование, воинской дисциплиной, ежедневная муштра, писали рапорта и уезжали домой. В основном это были «залетные» парни, не представлявшие куда и зачем они едут и что такое армейская служба.
Но были и те, кто упорно пытался добиться допуска к экзаменам, сидел на рюкзаках и чемоданах перед КПП училища, в славном городе Алматы.
Это были те, кто не нашелся на стадионе до ухода последнего грузовика в ПУЦ.
Самым настырным, пикетировавшим вожделенную альма-матер почти полмесяца, все же разрешили сдать экзамены вместе с нами.
Но для нас они так и остались мальчиками из-за забора, так как за две изнурительные недели в полевых условиях до экзаменов мы загорели как черти, загрубели и заматерели в воинском быту.
Они были шокированы, увидев нашу камуфлированную монолитную лысую массу, когда приехали на полигон!
* * *
Стоит отдельно упомянуть о том, что разговорная речь военного человека, не важно, рядовой это, сержант или офицер, — это нечто особенное. Этот набор немыслимых для простого обывателя словосочетаний, может показаться полным бредом и, в какой-то степени, привести в ступор. Тем не менее, своеобразная нестандартность военного лексикона для слухового восприятия гражданского человека, привносила в этот набор фраз свою изюминку. Глубинный смысл и что-то ещё особое я стал в этом находить лишь со временем. Скорее всего, после того как на мои плечи легли офицерские погоны… Но тогда для меня самого и большинства абитуриентов из числа гражданской молодежи, это было в новинку, в определенной степени веселило, но, иногда приводило просто в полное недоумение.
Только будучи уже офицером, я проникся армейской мудростью – «чем больше боец спит, тем меньше от него вреда!» Или другой перл — Мне не надо, чтоб плац был чист, как стеклышко, МНЕ НАДО, ЧТОБЫ ВЫ … (читай – УСТАЛИ!)». Было что-то не от мира сего в отношении логики… Но, надо отдать должное, ярко выражало смысл того, что требовалось донести до подчиненных.
Таких «крылатых фраз» не найти ни в одном словаре! Еще бы, это настолько далеко от литературной речи, однако трогало до глубины души, похлеще «Фауста» Гёте! Кто-то даже начинал вести блокнотики, куда строчил все афоризмы и прочие высказывания богатого армейского языка. Тогда меня эти фразы шокировали. Многие офицеры просто жгли корки!
Хотя, меня, выросшего в интеллигентной офицерской семье, удивило обилие нецензурной лексики в речи большинства окружающих.
Нет, я никогда не был паинькой, маминым или папиным сынком, ботаником или очкариком. Мог и послать, куда подальше и в бубен стукнуть при необходимости, чтоб точно дошел — куда послали.
Однако, мой отец ни дома, ни на работе не матерился. По крайней мере, я от него крепких словечек не слышал.
Он даже подчиненных старался называть по имени-отчеству, и не только тех, кто был старше его по возрасту. Даже молоденьких лейтенантов и солдат.
Не знаю, может этому способствовал род войск, все-таки элита — АВИАЦИЯ!
* * *
Но, вернемся в дождливое лето 1993 года. В армии особенно трепетное отношение к спорту и к спортсменам. Это мы ощутили с самого приезда в Полевой Учебный Центр. По-другому и не могло быть в лучшем военно-учебном заведении страны – Высшем Пограничном Командном Училище им. Ф.Э.Дзержинского. Дух будущих воинов – защитников крайних рубежей Родины, закалялся с самого подъема – утренней зарядкой.
Все передвижения по территории – строем, одиночные передвижения — только бегом. Любой проступок, любое лишнее слово – «упор лежа принять!» В общем, по старой советской программе, в здоровом теле – здоровый дух!
В пять часов спорт-массовая работа – то кросс на 3-5 километров, то еще какая затея спортивная.
Ибо должен настоящий пограничник стрелять, как ковбой и бегать, как его лошадь.
Но молодой юношеский организм привыкает к любым трудностям. Удаль молодецкая берет свое.
Было это одно из первых воскресений на абитуриентских сборах. Тот день запомнился особо! Воскресенье — день отдыха! Ни тебе занятий, ни самоподготовки. Чем добрым молодцам заняться? Как времечко до вечера скоротать? Решили мы нашим взводом гражданскую забаву вспомнить — мяч погонять.
Пошли к старшине сборов — прапорщику-каптерщику, у которого хранился весь инвентарь.
— Товарищ прапорщик, дайте нам мяч. В футбол хотим поиграть, — уверенно начал я, как командир первого отделения.
— Чего, ребятки, за неделю не устали? – удивился нашей наглости бравый военный.
— Да, нет. Устали. Вот хотели мяч погонять, — уже менее уверенно ответил я за всех.
— Сколько там, вас желающих? – оглядел нашу гурьбу прапорщик.
Почуяв недоброе, я промолчал.
— Человек двадцать! – выкрикнул кто-то звонко из-за моей спины.
— Так, значит. Ринат, выдай этим молодчикам двадцать лопат, — повернулся прапорщик к своему помощнику солдатику-срочнику.
— А зачем нам лопаты? Мы же мяч, футбольный просили…
— Получаем лопаты, строимся и идем за мной на футбольное поле! – безапелляционно пресек разговорчики прапорщик.
Пришли мы на футбольное поле с лопатами.
Вдоль поля стояли скамейки рядами и были посажены карагачи так же рядами. На этих скамейках в тенечке народ курить любил, подальше от жилых кубриков.
Выстроил прапорщик нас с лопатами в одну шеренгу спиной к полю по кромке.
— Слушайте боевую задачу! Вот тут с краюшку копаем яму метр на метр. Собираем по периметру бычки и окурки. Торжественно хороним весь мусор в яме.
Повисла гнетущая театральная пауза.
— Вопросы есть?
За неделю армейской жизни мы уже поняли, что задавать глупые вопросы себе дороже.
Часа полтора провозились мы с окурками.
На жаре рытье ямы, сбор мусора и торжественные похороны — занятие не из приятных.
Хоть и в тенечке, а пот сбегал с нас ручьями.
Прапорщик внимательно следил за всем процессом.
По завершении похорон, опять нас с лопатами в одну шеренгу выстроил.
— Ну, молодцы, порядок на футбольном поле навели! Желание с мячом порезвиться не пропало?
Все угрюмо молчали, стоя в строю и обливаясь на солнышке потом. Желание явно отпало, сейчас бы завалиться в умывальник, да холодненькой водичкой умыться.
— Так вот, сынки, в это воскресенье отдыхайте и к экзаменам готовьтесь, а в следующее воскресенье у нас праздник – спортивный. Эстафета будет! Шагом марш к складу, сдавайте лопаты.
Тогда я думал, что это армейский маразм. Потом дошло – играя в футбол, мы могли либо травму получить, либо еще чего учудить. А при похоронах окурков ни один абитуриент не пострадал. Никакие бы разумные доводы командира про возможную травму не дошли бы до нашего мозга. Любая даже маленькая травма могла поставить под угрозу сдачу экзамена по физической культуре и поступление в училище, и дальнейшую военную карьеру. Следующую неделю мы сдавали экзамены, в том числе и по физической культуре.
Вот как тут не поразиться глубине заботы о подчинённых в коронной фразе командиров всех уровней?! Воистину — «Чем больше боец спит, тем меньше от него вреда»…
* * *
Сейчас уже и не вспомню, сколько раз со всей этой свистопляской мне удалось открыть конспекты и учебники для подготовки к экзаменам. Как мы их сдавали достойно отдельного рассказа. А сейчас по основной теме повествования о том, как я умудрился потерять свое первое командирское звание.
Когда экзамены сдали, все как-то расслабились. Сказалось напряжение последних недель. Хотя страшное слово МАНДАТКА (Мандатная комиссия), которая должна определить, кто останется в училище, а кто поедет домой, давило на самых вумных.
Расслабились и наши взводные командиры, они срочно засобирались домой в летний отпуск.
Почему-то я отчётливо помню, что наш взводный таджик, к большому сожалению, даже имя его вспомнить не могу, ни говоря уже о фамилии, был не один, к нему часто приходили его земляки — курсанты 4-го курса. С напряженными лицами они шептались на родном языке. Я думал они просто смущались, что не на русском, но …
Тогда я еще не знал, что творилось у взводного дома в самостийном Таджикистане летом 1993 года.
Даже в страшном сне представить не мог, что через каких-то полгода, я сам буду охранять границу его Родины… Даже мыслей таких быть не могло…
Планы были на ближайшие пять лет — учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал дедушка Ленин!
И уже была по барабану мандатная комиссия ВПКУ им. Дзержинского.
Учась на подготовительных курсах в Алма-Атинском Энергетическом Институте (АЭИ), я уже умудрился сдать два экзамена — математику и русский язык, до отъезда на полигон.
Оставалась еще физика, но с моими вторыми местами на районной олимпиаде — это вообще была «не проблема» …
Срочная служба в войсках не вписывалась в мои планы на будущее даже в алкогольном бреду!
В 17:00 мы, как обычно, построились на спорт-массовую работу.
Командиры взводов всегда бегали со своими подразделениями. Поэтому в пять часов они тоже были в строю в трико, майках, кедах или кроссовках.
В этот раз наш почему-то был в повседневке с зелеными курсантскими погонами с двумя желтыми продольными полосами и буквой «К» и с двумя поперечными полосами младшего сержанта.
Как только все побежали — ситуация прояснилась.
Взводный сказал:
— Довай Бочаров, ты э… парень смышленый, вэди взвод на кросс, а мне по дэлам отлушиться надо.
Сказал и был таков, а мы побежали. Как обычно, в колонну по три, уже почти слажено — в ногу, под счет.
Пока мы пробегали привычной дорогой мимо футбольного поля, медицинского пункта с пирамидальными тополями, прудика с камышом, пограничной вышкой и причалом, добрались до танкодрома. Все было, как всегда и уже весьма привычно… Выжженные солнцем сопки и барханы по левую руку, забор из колючей проволоки и мутная речка — по правую.
После танкового поля дорога, по которой, поднимая тучи пыли, бежала наша повзводная колонна, поворачивала круто влево и уходила вверх в сопки.
По ту сторону реки виднелись постройки поселка Караой, на некотором возвышении над поймой речки.
И тут мы поняли, какую стратегическую ошибку совершили военные инженеры при планировании полигона.
С дороги, по которой мы бегали кросс, хорошо просматривалась местность, в том числе и по ту сторону реки, где находилась деревня или по-местному — аул.
За танкодромом река делала изгиб в сторону полигона, на излучине была плоская ровная площадка со стороны аула.
Нет, конечно, там не было песчаного пляжа или даже галечного. Течение быстрое, практически горная река, потому даже глиняно-илистой жижи, из которой торчат заросли камышей, тоже не было.
На этом-то твердом пятачке мирные селяне и устраивали пляж, вода в реке, конечно, была мутновато-рыжего цвета, но, когда в тени температура доходит до +40º С, залезть в любую влагу — это блаженство.
И, вдруг, Фортуна преподнесла нам подарок! На этом диком пляже, в этот самый час, загорали несколько девушек. А мы противоположного пола живьем не видели уже почти месяц.
Нет, конечно, в середине июня на расстоянии метров двухсот-трехсот проходила какая-то девчушка лет пятнадцати. Наверное, дочка кого-то из офицеров или персонала ПУЦ. Мы как раз сидели в курилке на учебной заставе…
Но все наши попытки приблизиться и даже свист немедленно были пресечены нашим зорким командиром.
С того памятного дня прошло еще недели полторы, так как были уже числа двадцатые июня!
Но, в этот раз, взводный опрометчиво, оставил нас без присмотра.
Люди гражданские не в состоянии почувствовать то, что чувствует человек военный, который постоянно находится в сугубо мужском коллективе. Они просто не ценят чувство абсолютной свободы и просто не понимают, какая необыкновенная красота находится рядом с ними.
Когда в любой момент можно к этой красоте приобщиться, подойти, заговорить, обнять, поцеловать. Они просто к этому привыкают, свыкаются и это для них становится обыденным.
Военные относятся к девушкам, женщинам с особой теплотой и трепетом. Хотя золотой век благородного рыцарства и, даже, не менее драгоценный век, бравого гусарства давно канули в Лету, тем не менее, армейская жизнь во все времена учила ценить сладостные мгновения.
Сказать, что вид загорающих девушек произвел на нас ошеломляющий эффект — значит ничего не сказать!
Этот вид имел на нас большее воздействие, чем красный плащ тореадора на разъярённого быка, чем бомбёжка Хиросимы и Нагасаки на мировую политику в 1945 году…
В тот самый момент, это было событие, которое мало с чем могло сравниться по полноте ощущений в неокрепшем, но вполне половозрелом организме юноши призывного возраста.
Первые шеренги строя, на бегу, не отрывая взгляда, смотрели в сторону пляжа.
Девушки, не сказать, чтоб любовались, но с явным интересом разглядывали армейские будни через колючую проволоку.
Когда дорога стала поворачивать влево, мы с ребятами переглянулись между собой. Все и так стало понятно без слов…
Общую мысль выразил Шурик по кличке Большой из Петропавловска:
— Димон, давай притормозим, по-тихому!
Наш взвод из-за минутной заминки, вызванной разговором с нашим взводным, и так глотал пыль в хвосте общей батальонной колонны. Расстановка сил и средств позволяла и располагала к выполнению определённого манёвра. Однако, здравый смысл боролся с животными инстинктами.
Я попытался воззвать к остаткам разума, нелепой фразой:
— Попадем же… все!
На что, всегда спокойный и невозмутимый Валерка Кущ ляпнул:
— Все… обратно всё равно по этой же дороге побегут, аккуратно пристроимся.
Жребий брошен… Рубикон перейден!
Первые шеренги нашей взводной колонны резко тормознули, задние налетели на них, строй окончательно сломался и превратился в бесформенную толпу, окутанную пылью.
Многие восприняли остановку рефлекторно. Был такой прикол, что перед подъемом на сопку командиры делали остановку для «травки клапанов» и «слития конденсата».
В таких случаях подавалась команда – «Стой! Можно оправиться…»
Обычно строй растекался по обочине и действо свершалось прям тут же, орошая чахлые кусты полыни, ковыля, солодки и прочей скудной растительности.
Большинство так и восприняло нечаянную остановку.
Причем разворачивались, как обычно, в сторону реки, потому что с сопок всегда тянуло сухим горячим ветерком. А, как известно, законы физики работают и для военных – против ветра не поссышь!
Пресечь этот массовый процесс не было никакой возможности.
Хорошо, хоть облако пыли не совсем улеглось. Даже некоторые из тех, кто наблюдал «лежбище котиков», последовали общему порыву.
С той стороны реки весь этот спектакль был хорошо заметен.
Нас разделяло не более трёхсот метров по прямой видимости. Я бы не удивился аплодисментам со стороны зрительниц эдакому представлению.
В принципе, по зреющему в наших головах замыслу, это даже было нам на руку. У остальных взводных не возникнет лишних вопросов. Просто взвод остановился оправиться…
Для порядка, мы еще потоптались минут пятнадцать на месте.
Даже отправили гонца подняться «на фишку» на вершину сопки, посмотреть ушла ли колонна, не остановилась ли на верху нас поджидать.
Ответ пришел утвердительный, змейка в облаке пыли размеренно удалялась в просторы тактического поля.
Тут произошла некоторая задержка, так как предстояло определить заград отряд — тех счастливчиков, которым придётся остаться в засаде, с целью предупредить о возвращении колонны остальных подразделений абитуриентских сборов с кросса.
Как всегда, самым ушлым оказался Большой, он предложил тянуть спички. Вытряхнув содержимое коробка на ладонь, Шурик приготовился к отбору. Сломав штук семь, он зажал нужное количество спичек — по количеству человек во взводе, в кулаке.
Этот хитрый ход сразу же автоматически перенес Большого в число счастливчиков, которым предстояло форсировать реку.
Но ему тоже спасибо, уже зная мою патологическую везучесть, он и мне подсказал длинную спичку.
Смекалка Большого, как всегда, выручила всех.
Без лишних пререканий мы избавились от балласта и смогли убить сразу двух зайцев – выставили боевое охранение по всем правилам военного искусства и оставили на этом берегу самых тормозных своих соказарменников.
Форсировать реку не составило большого труда, раздевшись до трусов, мы взяли свои пожитки в одну руку и переплыли на тот берег. Течение было не таким сильным, видимо по причине значительной глубины реки.
Единственной проблемой стало то, что наш берег был глинистый, и мы уделали в грязи ноги выше лодыжек, как поросята.
Девчонки наблюдали за всеми нашими маневрами благосклонно, поднося ладони к глазам, делая козырёк от солнца, которое нещадно светило и пекло наши спины. Был слышен их шепот и смех, когда мы раздевались на своем берегу, скатываясь и проваливаясь, лезли в мутную воду.
Конечно, вид у нас был комичный — лысые, ушастые, большинство в семейных трусах. Но зато рослые, загорелые, мускулистые.
Их даже не смутило, что нас явно было больше, чем их. Они ни чуточку не испугались, наверное, им были такие рейды не впервой.
Мы познакомились, мило пообщались, на наши байки и анекдоты девчонки отвечали заливистым благодарным смехом, который как бальзам разливался по нашим душам.
В этом милом общении мы забыли о главном – ВРЕМЕНИ!
Так пленителен и сладок был дух гражданской свободы и женского общества…
К суровой действительности нас вернул истошный свист и крики с той стороны.
Оказывается, абитуриентская колонна вернулась в расположение другой дорогой.
Прошло ещё некоторое время, прежде чем было объявлено построение на ужин. В тот самый момент, когда не досчитались нашего взвода в полном составе – поднялась паника.
Отправили гонцов по маршруту нашей пробежки искать, где мы заблудились…
Так что, спалились мы по полной программе!
В армии виноватых находят быстро – кто командовал этим безобразием?
Оказалось, что наш взводный поставил в известность начальника штаба сборов о своём отсутствии на спортивно-массовой работе, получил разрешение и убыл для решения своих вопросов за пределы ПУЦа. Естественно, было доложено, что за старшего во взводе остался я. Так что, у капитана Изотова вопросов не возникало в том, кто будет отвечать за неразумную инициативу, проявленную на общем мероприятии.
Хорошо, что это происходило не перед строем, но, тот своеобразный выговор начальника штаба, мне запомнился надолго:
— Абитуриент Бочаров! Вы не оправдали высокого доверия и не справились с возложенными на Вас обязанностями по руководству личным составом учебного взвода!
Я вытянулся перед ним по стойке смирно, однако опустив глаза в пол.
— За допущение самовольной отлучки целого подразделения Вы освобождаетесь от должности командира отделения и лишаетесь звания «младший сержант»!
Давно известно – что легко далось, того не ценишь.
Как заведено в армии, досталось по возвращению и нашему командиру взвода …
Вот так я потерял свои первые лычки, так и не пришив их к курсантским погонам!
Хорошо хоть не выгнали со сборов и дали шанс пройти 24 июня 1993 года мандатную комиссию.
По всей видимости, тяга к прекрасному, явилась уважительным обстоятельством, смягчающим вину и тяжесть моего наказания, в глазах командиров.
написано май 2013
