Дмитрий Бочаров
После успешной сдачи вступительных экзаменов и прохождения мандатной комиссии наш третий батальон был окончательно сформирован. Но в связи с тем, что было набрано не 360, а 450 человек, командование решило назвать наше подразделение — дивизионом.
С 1 августа 1993 года весь личный состав, вновь сформированного учебного дивизиона (старого 3 батальона), был зачислен в списки части, поставлен на довольствие по курсантским нормам пайка, вещевого снабжения и всего, причитающегося нам по праву, как новоиспечённым курсантам прославленного училища! Но тогда мы не ощутили особой радости и изменений. Нас просто сфотографировали в выданной ранее, еще на абитуриентских сборах, военной форме (камуфлированном хэбэ) для оформления военных билетов. С этого же дня начался самый трудный период воинской службы — курс молодого бойца (сокращенно КМБ, попрошу не путать с КНБ).
Три месяца! Именно столько времени предполагается постигать азы сложнейшего воинского искусства молодым бойцам. И посчастливилось нам ощутить всю прелесть этого курса еще по полной советской программе Высшего Пограничного Командного Ордена Октябрьской Революции Краснознаменного Училища КГБ СССР им. Ф.Э.Дзержинского в Полевом Учебном Центре (ПУЦ) в поселке Караой, Илийского района, Алматинской области.
КМБ в военном учебном заведении – это своего рода естественный отбор. Дабы отделить зёрна от плевел. Говоря приземлённо, в течении курса молодого бойца лица из числа гражданской молодёжи, ошибочно сделавшие выбор и решившие влиться в стройные ряды будущих офицеров-пограничников, должны были окончательно убедиться в том, что они погорячились… Как раз для них, доброе и пока ещё снисходительное командование даёт шанс, обрести здравый ум, собрав остатки рассудка, оставшиеся после месячного срока борьбы за заветное место в списке дивизиона в ходе вступительных экзаменов, и окончательно расстаться с детской мечтой об офицерских погонах. Весь этот осмыслительный процесс должен быть завершен до момента вступления, пока ещё «молодого бойца», в непосредственное выполнение воинского долга будущего офицера!
Любой призывник, чтобы стать полноправным военнослужащим, должен дать публичную клятву верности воинскому долгу. Лаконичная военная формулировка этого церемониального торжественного события звучит как — ПРИНЯТИЕ ВОЕННОЙ ПРИСЯГИ.
В СССР военнослужащие клялись до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству. В 1992 году первый Президент Республики Казахстан издал Указ от 25.08.1992 № 870 «О ВОЕННОЙ ПРИСЯГЕ». В 1993 году мы стали первыми кто принимал эту новую Присягу. Вручную вносили правки в напечатанный в красных корочках текст присяги, вставляя: «народу Казахстана и его законно избранному Президенту, свято соблюдать Конституцию и законы моего суверенного государства». То есть своей Родине — СССР мы уже не присягали…
Из текста присяги в случае нарушения клятвы исчезли социальные кары — всеобщая ненависть и презрение трудящихся, а остались только законы.
Само собой, и завершающая фраза стала звучать так: «Если я нарушу принятую мною военную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара, установленная законами Республики Казахстан.»
К этой торжественной церемонии мы долго готовились и интенсивно тренировались на занятиях по строевой подготовке. Изучали всевозможные строевые приёмы, одиночные и в составе подразделения, с оружием и без него. Тренировались отточено двигаться строевым шагом поодиночке, в составе отделения, заставы и всего дивизиона. Отрабатывали прохождение торжественным маршем и с исполнением строевой песни. Многократно отрабатывался момент выхода из строя с подходом к столу, правильный прием папки с текстом присяги, разворот к строю, торжественное зачитывание текста самой присяги и возвращение в строй. Тренировки были изнурительные, многочасовые на плацу под палящим летним солнцем Полевого Учебного Центра. Все действия доводились до автоматизма и полного совершенства. Плавился асфальт, стирались каблуки и подошвы многострадальных сапог.
День за днем, в часы самостоятельной подготовки, на скорую просмотрев материалы по темам прошедших занятий, мы углублялись в зубрежку текста присяги. Это продолжалось даже в минуты времени, отводившегося для личных потребностей после обеда и перед сном.
По традиции, курсанты ВПКУ, принимали присягу торжественно, на плацу родного училища в славном городе яблок, тогда еще столице Казахской ССР — городе Алма-Ата при большом стечении народа. В лучшем случае в парке имени 28 гвардейцев-панфиловцев. Очевидно, что такое мероприятие должно быть оформлено соответствующим образом. А строй курсантов должен быть совершенно не в полевой, а в повседневной форме одежды, в зелёных фуражках с белыми поясными ремнями, в до блеска надраенных сапогах. В нашем случае всё произошло в точности наоборот!
Когда встал вопрос о принятии воинской присяги курсантами нашего 3-го дивизиона и о выдаче нам обмундирования к этому торжественному дню — той самой повседневной формы одежды, выяснилось, что на складах училища в наличии осталось обмундирование только второго роста.
Ну, и куда, я Вас спрашиваю, второй рост на мои 188 сантиметров?! До 185 см — это 4 рост, выше — уже 5!
Ладно, на меня, а на Женьку Старчеуса, когда в нем веса — центнер и росту больше двух метров.
Комбат решил по справедливости, опираясь на старый армейский принцип: — «Пусть безобразно, зато однообразно!» Дали нам дополнительных полчаса на “постираться” в бане и дело с концом!
Наша полевая форма уже побывала вместе с нами во всех уголках обширного ПУЦа. Имела отметины от колючей проволоки и следы от других заградительных сооружений. Кое-где подгорела, кое-где прошоркалась. Естественно, это всё было заштопано и починено очумелыми ручонками будущих офицеров… Видон, я вам скажу, представлялся достойный, как раз для такого торжественного момента!
Коли такой конфуз с обмундированием для курсантов элитного военного вуза молодой суверенной Республики, нет смысла демонстрировать достопримечательностям, не говоря уже о жителях и гостях, тогда ещё столицы Казахстана, такую, мягко сказать, срамоту… Решено было проводить к Военной Присяге состав дивизиона на плацу Полевого учебного центра! Чтобы не позориться перед народом, что казахстанским курсантам одеть нечего! Для такого места видавшие виды, в ходе курса молодого бойца, просоленные камуфлированные хэбэ будут в самый цвет!
Итак, после стирки мы развесили сушить свою мокрую форму за казармами. Головные уборы, проще говоря – кепки от хэбэ, для придания им формы, натягивали на стопку книг или общие тетради с конспектами, кому что досталось, в общем.
Начало сентября из-за дождливого лета выдалось прохладное. За пол дня камуфляж так и не успел высохнуть. Офицеры сжалились над нами и разрешили одеть на себя, для построения и следования на ужин и вечернюю поверку, хоть что-то, оставшееся в каптерках от прошлой гражданской жизни. Вещички-то были по сезону для лета. У кого уже не нашлось в каптерке гражданских вещей, вынуждены были одеть сырые камуфляжи. Движение нашего строя сопровождалось барабанной дробью стучащих от холода зубов. Да… В разномастных одежках, мы тогда были больше похожи на отступающую из сожженной Москвы, по разграбленной смоленской дороге, разноплеменную армию Наполеона, чем на строй первокурсников погранучилища.
Перед сном все курсанты не сложили аккуратно свою форму, как обычно перед своими кроватями, а развесили досушиваться по всему кубрику заставы — эдакому бетонному трехстенку с двухскатной крышей.
В ПУЦе у нас существовал особый вид наряда — часовой заставы. В него заступали всем отделением, но каждый курсант отдельно нес службу, охраняя покой спящих товарищей по одному часу в самом кубрике, сменяя поочередно друг друга.
Нашему первому отделению повезло — мы дежурили в ночь перед присягой. Целый час дежурства на финальную полировку бляхи и шлифовку сапогов. После команды Заместителя начальника учебной заставы «ОТБОЙ!» наше отделение кроме первого счастливчика, разделось и приняло горизонтальное положение в кроватях. Остальные курсанты нашей заставы продолжали приводить в порядок свое обмундирование. Кто пытался заштопать прорехи в хэбэ, подшить себе шикарный подворотничок из нескольких слоёв белоснежной материи по случаю торжественного мероприятия. Кто тер бляху на ремне или чистил сапоги. Всю ночь наблюдалось броуновское движение, что было весьма непривычно для этого времени суток. Несмотря на всю суматоху сон сморил меня, ведь время моего дежурства выпало на час до подъема. Снов не было просто закрыл глаза и провалился куда-то. Очень удивился, когда меня начал тормошить Женька Старчеус:
-Вставай твоя очередь Родину беречь!
-Как так?! Вроде всего на минутку прикорнул.
Но Женька беззлобно продемонстрировал мне свои командирские часы, да действительно без пяти до моего срока. Пришлось вылезть из-под простыни и армейского синего одеяла с поперечными черными полосами. Одеваться пришлось в еще сыроватый камуфляж.
Движение под утро немного спало. Самое дефицитное в такие дни – это утюги. Их безумно мало, так же, как и электрических розеток. Мне посчастливилось разжиться этим раритетом и прогладить еще раз форму, высушив её. К тому времени, Женька растолкал еще несколько человек, которые просили разбудить их до подъема для подготовки.
Одев, хранящую тепло утюга форму, я принялся чистить ваксой сапоги и натирать их до блеска старой подшивой. Приведя всю форму в порядок, приступил к финальной полировке бляхи ремня. Мысли уже несли меня на плац, в парадный строй, ведь сегодня будет куча народу смотреть на меня, как я приму торжественную клятву, к которой шел с рождения. Приедут мои родные: папа, мама с сестренкой! Я просил, чтобы они захватили с собой и мою девушку. Замечтавшись я отвлекся от действительности. За что и поплатился…
А события накалялись покруче старого утюга без терморегулятора. Хаотичное ночное движение дало о себе знать. Разбуженные Старчеусом начали поиски своих вещей.
-Где мой ремень?
-Где мои сапоги?
-Где мои портянки?
-Где моя кепка?
Из-за ограниченного количества табуретов обычно форма развешивалась аккуратно на спинках кроватей, обращенных к проходу. Ремни вешались бляхами к проходу на форму. Сапоги выставлялись аккуратно парами в проход с разложенными на них портянками. Кепки ложились либо в рукав, либо под подушку. Но перед присягой было все не так. Было постирано все! Портянки и форма сушились по всему кубрику. Кепки, для придания формы были натянутые на книги и тетради, все это великолепие было приткнуто на все выступающие поверхности. Ночью большинство курсантов приводили свое обмундирование и имущество в порядок. Кто, где, что побросал позабылось. Начались взаимные эмоциональные упреки и претензии. Сначала они были адресованы друг другу и соседям. От перепалки просыпались остальные. Начался экстренный поиск и сбор обмундирования. Хоть и вся форма была маркирована по уставу, начались выяснения где, чья. Кто-то свое находил или мог доказать, что это его, а кто-то своих вещей не нашел…
Проснулись все, даже командиры отделений и заместитель Начальника заставы старший сержант Крестин.
Все претензии в конце концов обернулись к дежурному по заставе, то есть ко мне.
-Где?!
-Никого посторонних в казарме не было, ищите, где сами заныкали, — только и мог резонно заявить я.
Но этого оказалось мало, уровень выяснения отношений в мужском коллективе раскалялся до предела, недовольные курсанты перешли на крик:
-Про@…ал?! — претензии были направлены уже лично ко мне.
Самые эмоциональные нарывались на драку.
Старший сержант Крестин решил разрядить ситуацию, он уже оделся полностью и надвинулся на меня, вклинившись между мной и недовольными.
-Бочаров, что молчишь, как теленок?
От незаслуженного оскорбления и обиды, мои кулаки сжались.
Стас, в принципе, ничего против меня не имел, даже успел развернуться и попереть своей массивной фигурой на группу недовольных, чтобы пресечь все возмущения.
-Сам ты теленок! — выпалил я в запале на старшего по званию и Заместителя Начальника 306 УПОГЗ Стаса Крестина.
Такого прилюдного оскорбления Стас стерпеть не мог. Забыв о своем командном долге и авторитете, он с разворота открытой ладонью от вешал мне оплеуху своей тяжелой рукой. Но я удержался на ногах. Ярость и жгучая обида на незаслуженный наезд захлестнули меня. Наверное, сказалось все напряжение последних месяцев, и я ринулся в атаку, как моська на слона.
Стас профессионально ушел, отклонившись вправо от моего удара правой. Мой кулак, не встретивший препятствия в виде лица Крестина, со всей дури вмазался в стену.
Старший сержант был старше всех нас, юношей со школьной скамьи, на 5 лет. Он уже почти отслужил положенные два года в пограничных войсках, но вместо дембеля начал готовиться к поступлению в училище. С лихвой насмотрелся на таких желторотиков, как я, в сержантской школе, где остался по ее окончанию каптерщиком. Поэтому без особых эмоций, но от души врезал мне правой в бровь, а левой в почку.
От такой серии ударов у меня потемнело в глазах, и я упал на правое колено.
Даже не понимал, где была боль чувствительней: по всей левой стороне лица, где приложилась пятерня Стаса, в звенящем левом ухе, вокруг правого глаза или в правой почке. Наверное, все-таки в моей правой руке, которой я попал в бетонную стену.
Крестин милосердно посчитал инцидент исчерпанным и добивать меня не стал. Даже подал первый попавший под руку холодный котелок с подоконника, чтобы я приложил к лицу. Народ от увиденного тоже отрезвел и моментально успокоился. Дабы не попасть под моментальную раздачу, все сосредоточенно начали искать свои потерянные вещи и в итоге все всё нашли.
Стас отправил меня умываться, а застава начала готовиться к построению на завтрак. Слава Богу, Стас мне бровь не рассек. Наверное, бил в пол силы, хотя шишка была приличная, глаз немного заплыл кровоподтеком. И я сиял свежим синяком. Звон в левом ухе прошел, хотя ухо было пунцовое. А вот ушибленная рука опухла и палилась сбитыми костяшками.
После водных процедур я упал в строй. Наш старший лейтенант Ершов ничего не заметил или сделал вид, что не заметил. Потому что знал наверняка, что в инциденте замешан его заместитель. В 10:00 должна была начаться Присяга и на разбирательства времени не было, либо всё было оставлено на потом…
После завтрака мы получили оружие и выстроились в две шеренги позаставно на плацу.
Благодаря отработанному процессу каждый участник мероприятия четко знал свое место. И к 9 часам ровно все уже было готово.
Столы для принятия Присяги уже стояли напротив каждого подразделения. Свои места около них заняли офицеры.
Сжав руками автоматы, курсантские шеренги замерли в ожидании. Солнышко встало и уже согревало наши стройные ряды своими ласковыми лучами.
Мы стояли по стойке смирно, боясь лишний раз шелохнуться. Напряжение нарастало. На присягу должно было приехать командование училища, ветераны, родители и гости.
В таком ожидании прошло полчаса, офицеры начали откровенно скучать около своих столов. Солнце взошло над окружающими плац карагачами и уже не на шутку начало припекать.
В соседней заставе шлепнулся курсант. Стоял, как оловянный солдатик, так и клюнул в асфальт плашмя. Даже руки вперед не выставил, когда падал. Только автомат и звякнул.
Офицеры засуетились, подали команду вольно, разойдись. Незадачливому курсанту дали нашатырь и оказали первую помощь. К счастью от падения он не пострадал. Дежурный фельдшер со всем необходимым был наготове. Что-что, а подготовка ко всем непредвиденным ситуациям была на высоте.
Только мы передвинулись в тенек, как назло приехал новый начальник Военного института ПС КНБ РК полковник Асылов. Опять была подана команда: Становись! Смирно! Курсантские шеренги опять застыли в ожидании.
Постепенно начали подтягиваться гости, заполняя пространство перед фронтом нашего развернутого строя. Приехали и мои папа с мамой и младшей сестренкой.
Начало мероприятию положил доклад командира нашего дивизиона полковника Юдина начальнику Военного института о готовности личного состава к приведению к Военной Присяге! Знаменная группа, облачённая в парадную форму еще советских времён, с оголенными шашками и развернутым красным Боевым Знаменем училища, чеканя шаг заняла свое место на правом фланге.
Полковник Асылов с трибуны дал команду: Приступить к приведению к Присяге слушателей первого курса Военного института ПС КНБ РК!
И вот тут всё и закрутилось.
Курсанты из числа военнослужащих, принявшие присягу СССР еще в войсках, повторно Присягу на верность Республике Казахстан не принимали. Они просто стояли с оружием в общем строю.
-Слушатель Старчеус! — зычно пробасил Ершов. Ему эхом вторили начальники соседних застав вызывая своих подчиненных.
-Я!
-Для принятия Военной Присяги выйти из строя!
-Есть!
Женька, чеканя каждый шаг, но все равно раскачиваясь во весь свой богатырский рост, промаршировал к столу, взял красную корочку с присягой и развернулся лицом к строю. Правой рукой он придерживал автомат за цевьё приклада, левой держал перед собой открытую корочку. Старчеус принял Присягу. Старший лейтенант Ершов дал расписаться ему в ведомости, поздравил и пожал руку.
За Женькой вызвали меня. От волнения я забыл весь выученный ранее текст и стал просто читать:
Я, гражданин Республики Казахстан Бочаров Дмитрий Николаевич, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь до последнего дыхания быть преданным народу Казахстана и его законно избранному Президенту, свято соблюдать Конституцию и законы моего суверенного государства.
Присягаю беспрекословно исполнять возложенные на меня обязанности, воинские уставы и приказы командиров и начальников, стойко переносить тяготы и лишения военной службы. Обязуюсь добросовестно изучать военное дело, беречь военное и народное имущество, строго хранить военную и государственную тайну.
Я клянусь быть мужественным и смелым защитником моей Родины, государственных интересов независимого Казахстана.
Если я нарушу принятую мною военную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара, установленная законами Республики Казахстан.
Начальник заставы и мне дал расписаться в ведомости, после чего крепко пожал мне руку. От рукопожатия боль в распухшей руке за пульсировала, и я чуть не взвыл. Но несмотря ни на что, мою грудь переполняло чувство гордости! Сердце бешено колотилось! Губы слипались от жары вперемешку с волнением, язык пересох. Но окрылённость, непонятным щенячьим восторгом, помогала превозмочь весь этот дискомфорт! Ведь сбылась мечта моего детства, я продолжу нашу офицерскую династию Бочаровых! Еще один важный этап на пути достижения цели остался позади. Голова кружилась от счастья…
Я занял свое место в строю.
После того, как все слушатели первого курса приняли Присягу, Начальник Военного института ПС КНБ РК поздравил всех с этим знаменательным событием и объявил нам первое суточное увольнение до утра понедельника!
Как искренне и не жалея горла мы орали — Ура!
Мы прошли торжественным маршем с песней по плацу под музыку военного оркестра.
И сразу же, колоннами позаставно промаршировали к оружейке, где сдали оружие.
После этого старший лейтенант Ершов впервые раздал нам наши Военные билеты и вручил первые в нашей жизни увольнительные записки, порекомендовал завра утром не опаздывать в расположение. Только после доходчивого инструктажа о достойном поведении военнослужащих в увольнении, мы попали в радушные объятия родственников.
Мама обняла и расцеловала меня всего. Сестренка была с белым бантом и вся нарядная. В свои шесть лет она не очень-то и понимала, что происходит вокруг, к чему столько шума и радости. Папа тоже меня обнял и по-мужски пожал мне руку. Увидев гримасу боли от рукопожатия и ссадины на моей распухшей правой руке, он поинтересовался:
-А что с лицом?
-Упал, — виновато буркнул я.
-Видать не раз и на кулак, — пошутил отец, потрепав меня по плечу.
Но такие мелочи не могли омрачить наш семейный праздник. Мы покинули ПУЦ и поехали в ставший родным авиационный городок в поселке Бурундай.
Написано октябрь 2016