Дмитрий Бочаров
Посвящается всем невинно загубленным
животинам и сикарашкам
Аннотация: Курсантская быль о специфических особенностях выживания в экстремальных условиях
Желудок крокодила переваривает ВСЁ!
Даже железо.
А желудок пограничника переваривает крокодила!
Мудрость из курсантского блокнота
Апофеозом курса молодого бойца (сокращенно КМБ) у нас в училище на полевом учебном центре, в народе просто ПУЦ, был курс выживания.
Для этого учебная пограничная застава (ПОГЗ) размещалась, где-нибудь в забытом уголке тактического поля. Благо, что на площади в 25 га, оборудованной для всевозможных тактических и практических занятий инженерными заграждениями, сооружениями, ДОТами и тому подобным, таких уголков было видимо невидимо.
Личный состав заставы получал штатное вооружение, сухпаек на семь дней и занимал, оборудованный лет тридцать-сорок тому назад, взводный опорный пункт.
Каждое отделение занимало большой блиндаж, обустраивало себе полевую казарму, налаживало быт и несло караульную службу по защите и обороне вверенных ему позиций.
Днем отрабатывались пройденные темы по военной тактике, огневой подготовке, защите от оружия массового поражения (ЗОМП) и военно-инженерной подготовке, так сказать, для закрепления теоретических знаний и получения практического опыта – взвод в обороне, взвод в наступлении, маскировка, преодоление инженерных заграждений и т.д.
Только настоящая практика позволяет проверить полученные знания и получить бесценное богатство – ОПЫТ!
Настоящий офицер должен знать и уметь все, чему хочет научить своих солдат.
А на войне главное – выжить, чтобы была возможность выполнить поставленную боевую задачу и победить.
Желательно при этом еще не попасть в госпиталь и не остаться инвалидом…
Курс выживания направлен на овладение курсантами хитрых премудростей и получение ценнейших практических навыков, а также постижение всех тонкостей полевой и окопной жизни, обретённых и дошедших до нас от старших поколений после бесчисленных войн, разнесенных во времени и по континентам.
Выживание начиналось с пробуждения бренного тела курсанта-первокурсника в неотапливаемом блиндаже. Был конец августа, но, кому приходилось ночевать в степи или в песках, меня поймет.
Под утро бывает достаточно свежо, особенно в сыром бетонном склепе, засыпанном песком поверх даже не бревенчатого наката, а непонятно чего – где-то бетонных перекрытий, где-то листов железа, где-то каркаса из досок.
За все лето из углов нашего приюта на время выживания, так и не выветрились запахи сырости и затхлой копчёности. И это несмотря на то, что температура под палящим солнцем пустыни Мойынкум переваливала за 40º по Цельсию, конечно же со знаком «+».
К тому же землянка, или, точнее сказать бетонка, была достаточно уже обветшалая. С потолка постоянно сыпалась какая-то гадость, не то песок, не то сажа, не то плесень вперемешку с мелкими обитателями здешней фауны: мокрушами, паучками, сороконожками и прочей живностью.
После крика командира отделения: «Отделение подъем!», — не то чтобы лицо сполоснуть — продрать глаза от песка и пыли было нечем!
Воды в обрез, даже питьевой – на сутки, всего один, почти сорокалитровый военный бидон – термос ТГ-36, защитного цвета. Выходит, всего по литру с небольшим на нос!
Привозили этот бачок в обед, так что к утру обычно он был пустой.
Однако, для питья привозили в обед еще один аналогичный бак с отваром верблюжьей колючки. Но это снадобье народ сразу же разливал по своим персональным фляжкам, которые болтались у каждого курсанта на поясном ремне. Обычная вода на жаре задыхалась и пить ее из фляжки было не айс, а верблюжью колючку пить можно было при любой температуре.
Медицинское отступление: женщинам и детям, а также людям со слабой психикой лучше не читать данное отступление, а вот военным и докторам будет полезно и поучительно:
Кто не сталкивался с дизентерией, наверное, и не знает, что лучшее средство профилактики — мытье рук и питье отвара верблюжьей колючки с «маленьким дополнением» к нему.
Когда колючку варят, получается настой бежево-коричневатого цвета, наподобие отвара шиповника или слабенькой заварочки обычного чая, но со специфическим вкусом и почему-то бордовым оттенком. Как нам объяснили потом, в медицинских целях в него ещё бухали какое-то количество того самого «маленького дополнения». На самом деле это был перманганат калия (KMnO4), он же марганцовокислый калий, в простонародье – марганцовка, которая и придавала яркий бордовый цвет питью. Многие, умудрённые опытом, военные мужи уже знают, что эти уникальные кристаллики темного цвета незаменимы в отвратительных, с точки зрения санитарии, полевых условиях. Хотя, как говорится: «без марганцовки, ни охотник в лес, ни дачник на огород!» Вот такие вот тонкости познавали мы, вчерашние дворовые юнцы, посреди песков, под палящим солнцем на личном опыте…
ПУЦ, точнее его административная часть, как известно из его истории, вырос на месте старого скотомогильника. Тактическое поле и прочие элементы полигона простирались по превосходному и такому же бескрайнему песчаному пейзажу без намёка на хоть какой-нибудь пригодный для жизни водоём… Поэтому вопрос обеспечения чистой питьевой водой стоял для этого уголочка земного шара очень остро. С этой целью здесь была оборудована скважина и сооружена специальная санитарная зона, включающая в себя, естественно, целый комплекс станций: насосную, фильтрационную, хлораторную, отстойник и прочее… Сама по себе вода из здешних недр была на столько жёсткая, что умыться, используя мыло, не говоря уже про то, чтобы постираться, было практически невозможно. А что касается её элементарной полезности для организма военного человека, и речи не идёт! Напиться ей невозможно, а вот навредить организму – запросто! Обмундирование за жаркий весенне-летний сезон приходило в полнейшую негодность не столько от непомерных нагрузок при выполнении повседневных задач служебно-боевой деятельности, сколько от пота и последующих стирок, мучительных как для стирающегося бойца, так и для самого обмундирования. Все химические реакции этих процессов опустим за ненадобностью…
Поэтому для того, чтобы решить важнейший и весьма злободневный вопрос, а именно – обеспечить живительной влагой измученный жаждой, растущий организм воина-пограничника, использовались всяческие уловки, доступные даже самому скудному бюджету. Естественно — это использование верблюжьей колючки, которой тут видимо-невидимо, с добавлением толики марганцовки, для профилактики… Пить ее лучше теплой, как чай, хотя и холодной тоже терпимо. Все лучше, чем простая вода, о которой уже весьма подробно было поведано ранее.
Одна проблема с отваром верблюжьей колючки во фляжке — от него образуется отвратительный коричневый налет, который из фляжки фиг выскребешь.
Так, что снадобье это из верблюжьей колючки вещь превосходная! Настоятельно рекомендую хотя бы раз в жизни его попробовать…
Однажды и мне «подфартило» (повезло, что произошло это хоть не вовремя КМБ, а уже после присяги) в ПУЦе мучился животом. В общем, не при дамах будет сказано, был жуткий понос даже с кровью.
Дристал я дальше, чем видел.
Кто бывал на любом военном полигоне, знает, что отхожее место оборудуется в некотором отдалении от жилых помещений. В армейских наставлениях существует конкретная рекомендация по этому самому расстоянию – и равно оно дальности полёта мухи, то есть от 100 до 200 метров. Но, когда у тебя понос, не шибко-то побегаешь.
Думаю, не стоит далее обсуждать, во что превращается прилегающая к казармам территория при поголовной дизентерии.
А чтобы ее схватить, достаточно было глотнуть сырой воды из умывальника.
Умывальник на ПУЦе, наверное, стоит описать особо. Этот шедевр военно-инженерной мысли.
Вы видели поилку для крупнорогатого скота? Нет?
Это такое большое длинное корыто, захваченное в бетонное основание высотой с полметра. Над корытом, где-то на высоте в пятьдесят-семьдесят сантиметров, есть большая железная ржавая труба с дырочками.
Открываешь кран на входе в трубу, и из дырочек начинает сочиться живительная влага.
Чем сильнее поворачиваешь барашек на кране перед трубой, тем сильней напор, и сразу человек пятнадцать могут умываться, а если с двух сторон — то и все тридцать.
Представляете, какое блаженство упасть в это корыто под струи прохладной водички после получасового бега в общевойсковом защитном костюме (ОЗК) или после марш-броска на 3-5 километров в полной выкладке? Джакузи отдыхает!
Вот только воду из умывальника командиры настоятельно рекомендовали не употреблять вовнутрь. Желательно даже рот не полоскать этой водой при чистке зубов.
Как говорится, только для наружного применения…
Но голь на выдумки хитра, мы набирали эту воду в пластиковую бутылку и капали пару капель йода. Если тщательно разболтать, то и пить можно.
Чтобы не смущать взоры обывателей наготой мужских торсов и прочих частей тела, умывальник огорожен бетонным парапетом высотой в полтора метра, окрашенный в немаркий густо-синий цвет.
Угораздило же меня рот после зубной пасты во время чистки зубов пополоскать. На следующий день и скрутило — животом заболел.
Три дня ничего не ел, только отвар верблюжьей колючки пил.
Не знаю, может организм молодой, а может и колючка помогла, но факт есть факт — болячка эта постыдная прошла.
Хотя многие ребята не выдерживали и попадали в санчасть лечиться от дизентерии. Некоторых даже в госпиталь отправляли.
Командование заботилось о здоровье курсантов. Около казарм всегда стояли оцинкованные баки с краниками, наполненные отваром верблюжьей колючки.
У столовой для его варки всегда под парами стояла походная кухня и был заготовлен целый стог этой волшебной травки.
Хорошо, что верблюды и защитники природы этот факт не засвидетельствовали, а то вроде данное растение редкое, чуть ли не в Красную книгу растений занесено.
Вернемся к основной теме повествования — курсу выживания.
Воду поутру курсанту можно было достать двумя способами: извращенным и естественным.
Извращенный способ заключался в использовании теории выживания и опыта предков.
К этому способу добычи воды прибегали обычно дежурные, которые охраняли наш сон и коротали короткие южные ночи столь оригинальным способом, с пользой для своего растущего организма.
Для добычи воды искалось естественное углубление – низинка, желательно песчаная.
В низине вырывалась ямка, ставился обычный военный котелок, крышка с него естественно снималась. Из бумаги, лучше чистой и плотной не промокашки, делалась обычная воронка и накрывалась каской, обязательно старой без подшлемника.
Вся эта конструкция закапывалась аккуратно песком.
Каска должна плотно прилегать к воронке, чтобы конденсирующая на металле влага стекала по воронке в котелок.
Место закопа обозначалось достойным ориентиром, чтобы потом не париться и не раскапывать все подозрительные холмики.
Утром вода в котелке была гарантирована на пару глотков, зато чистая!
Но способ считался извращением, потому что количество влаги не восполняло потерю энергии и времени при ее добыче…
Время на извращения у часового, несущего службу около блиндажа, оставшегося наедине со звездами на небе и своими мыслями в голове, было предостаточно.
Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось!
В извращенном способе была завораживающая магия – о, шайтан!
Поэтому гурманы, знающие закон круговорота воды в природе и конденсации, им не брезговали.
Второй естественный способ был прост. Это не то, что многие подумали.
Заключался он в следующем: подорваться по команде – «Подъем!», тупо построиться в колонну по одному и совместить полезное с приятным – совершить утреннюю пробежку и добраться до недалекой речки.
Вода в ней была мутная — глиняно-рыжего цвета, но умыться ей было можно. Хотя эффект был скоротечный.
На обратной дороге, как водится, бегом, лица всегда покрывались слоем пыли, а на зубах опять скрипел песок.
У речки, как у зверей на водопое, обычно встречались разные отделения. Можно было перекинуться парой фраз, узнать новости, даже с того берега!
Здесь же набирали воду во всю тару, которая могла её удержать. Волокли все это до блиндажа, где быстро ее кипятили, засыпали чай из сухпая и жадно пили, обжигая потрескавшиеся губы.
Естественно, этот способ добычи воды был более доступным и поэтому массовым, им пользовались все. Воды обычно хватало до обеда.
Вопрос с водой прояснили, теперь о хлебе насущном.
В обед привозили горячую пищу из столовой, в таких же, как и воду, сорокалитровых бочках цвета хаки. Бачок первого, бачок второго и бачок с компотом.
Богатство кулинарии сразу разливалось по котелкам, которые болтались у каждого курсанта на поясе.
Кружки были пластиковые и хранились вместе с алюминиевыми ложками внутри котелков.
Современный армейский котелок больше похож на изогнутый контейнер цвета хаки.
Основание у котелка плоское, форма — в виде зерна фасоли, чтобы изгибом плотно прилегал к телу и не долбил углами. Глубина котелка — сантиметров 15-20 – это основная ёмкость. Сверху большая ёмкость накрывалась плотной крышкой сантиметров пять в глубину.
В сам котелок заливалось первое блюдо, в крышку накладывали второе.
Обычно первое было жидковато, о второе — густовато. И к тому же второе остывало быстрее.
Рациональные курсанты быстро нашли выход – второе забрасывалось в первое, блюдо тщательно перемешивалось и получался эдакий гуляш.
На вид, конечно же, выглядит это чудо кулинарии не эстетично, зато есть можно. А жрать растущим организмам, на свежем-то воздухе, хотелось неимоверно!
Поэтому в обед старались наесться впрок – до отвала.
После обеда обычно была самостоятельная подготовка – в полевых условиях можно было и покимарить-поспать, не раздеваясь для лучшего переваривания пищи.
Утром и вечером курсант был на так называемом подножном корму – что нашел, то и съел!
Чтобы исключить вероломство и крысятничество – договорились на берегу – нас десять человек в отделении, у каждого – сух.пай, консервы — в общий кош.
Утром будем съедать банку кильки в томатном соусе, вечером — банку тушенки, чтоб не выть на луну.
Остатки — неприкосновенный запас (НЗ) на непредвиденные случаи.
Первая банка тушенки ушла из НЗ на общий стол в первый же вечер.
Случай был предвиденный – первая плановая банка тушенки с непривычки только раззадорила аппетит, нагулянный после плотно набитого событиями первого дня заселения в блиндаж и оборудования, обживания позиций.
Вторая банка ушла из НЗ во второй день, повод тоже был железный – ЖРАТЬ ОХОТА!
Днем были тактические занятия по теме «Взвод в обороне».
Рыли окопы. Сначала для стрельбы лежа на оценку.
Отличился пулемётчик. Пока взвод вытянулся в цепочку по боевому гребню сопки — он при поиске удобного естественного углубления не обратил внимания, что отстал от общей цепи.
А когда нашел, сразу кинулся копать, не оглядываясь по сторонам! Время-то идет, секундомер тикает.
В итоге вышел классный окопчик, но только с одним недостатком — его сектор стрельбы был аккурат направлен в затылок командиру 1-го отделения, сержанту Андрею Липнягову.
Пулеметчик получил от преподавателя общей тактики свой заслуженный «неуд» за то, что не следил за оперативной обстановкой и в результате неправильно выбрал свое место в бою.
Потом мы углубляли уже выкопанные ранее окопы для стрельбы сидя с колена. Опять же, на оценку.
Как оказалось, не все так просто в фортификации.
Песчаный грунт тоже плохо – копать легко, но он так же легко и возвращается обратно, осыпаясь с краев окопа и бруствера, прямо на дно того углубления, из которого ты его только что извлёк!
Но самая тяжелая работа – копать на тропе. Там земля спрессованная, как камень, не удолбишь.
Пулеметчик был наказан – ему пришлось копать окоп для стрельбы с колена «с нуля», на правом фланге цепи.
Он как раз и попал на тропу, или это был коварный замысел преподавателя, так как он лично выбирал место для его окопа.
Так что Хохлу, а хитрецом пулеметчиком был именно он, жизнь медом не показалась — стер руки в кровяные мозоли.
На том дело не было окончено. Пришло время углубляться для стрельбы из окопа стоя. Тоже на оценку! Логическим продолжением было соединить индивидуальные огневые точки в линию траншей. Что и было проделано по команде преподавателя.
Дальше оборудовали тыловые позиции для круговой обороны взвода.
Потом преподаватель общей тактики провел экскурсию по оборудованному нами опорному пункту взвода, показывая сектора обстрела и указывая на ошибки. Так же он рассказал, что при наличии дополнительного времени можно оборудовать перекрытия ходов сообщения из подручных материалов для защиты личного состава от миномётных и артиллерийских обстрелов и налетов вражеской авиации. Он поведал, как важно использовать каждый драгоценный час передышки между огневыми налетами противника для углубления траншей и подготовки резервных или ложных позиций, для скрытного перемещения и маневра при обороне. Так же преподаватель рассказал о важности маскировки для сохранения фактора внезапности для противника и снижения потерь личного состава.
В общем — повеселились на славу… Как не заесть такой порыв энтузиазма тушенкой?!
День третий принес новую радость – отработка действий подразделения при наступлении.
Тут была своя веселуха: преодоление инженерно-заградительных фортификаций – колючая проволока, путанка из пакетов малозаметных препятствий (МЗП), ловушки, мины; наблюдение и разведка; передвижение на поле боя — мелкими перебежками и переползанием; сдача нормативов; подавление огневых точек; развертывание атакующей цепью; непосредственно атака на вражеские позиции; применение противником оружия массового поражения, и прочая, и прочая…
Потом… Я даже не помню, что было потом.
В пятницу тушенка кончилась… Совсем… то есть абсолютно!
Причем кончилась она в наше отсутствие.
Пока мы вчетвером: Вовка, Валерка, я и Хохол, сидели за блиндажом и наслаждались романтикой очередного вечера, наши боевые товарищи подкрепились перед пятничной молитвой.
Подозрительное затишье в блиндаже навело нас на крамольные мысли. И мы решили вернуться в расположение.
Но при своем неожиданном появлении мы услышали только финальные аккорды скрежета ложек по дну консервной банки.
Хохол, как всегда быстрее всех вернулся к реальности.
Его эмоциональную речь я цитировать не буду. Скажу лишь только то, что весь накал его страстных переживаний был весьма красочно оформлен большим количеством неопределенных артиклей, различных междометий и замысловатыми оборотами народного фольклора.
Пламенная речь не могла не возыметь нужного воздействия. Находившиеся в блиндаже прониклись общей идей и замыслом сказанного, осознав наконец — кто они есть на самом деле!
В ход пошел НЗ из кильки в томатном соусе.
Килька развязала языки Вовке, Валерке и мне.
Мы тоже добавили эпитетов и красочных прилагательных в адрес сослуживцев, которые пытаются рыбной консервой заткнуть рот правде.
Под шумок была умята и еще одна банка кильки с сухарями.
После акта двойного уничтожения НЗ выяснилось, что на выходные остается всего ДВЕ БАНОЧКИ злосчастной мелкой рыбёшки вперемешку с томатом…
И все — фенита ля комедия! Курс лечебного голодания на сутки нам гарантирован.
На душе стало совсем кисло.
Но, как говорится в старой русской пословице — «утро вечера мудренее…»
Субботнее утро встретило нас все тем же ритуалом массовой добычи воды и пробежкой по окрестностям.
Предпоследняя банка кильки как-то придала оптимизма юным любителям военной романтики, но его хватило ненадолго.
В ходе инспекции запасов продовольствия выяснилось — вскрыта последняя пачка чая и сухарей. Хватит максимум на ужин.
Вопрос поисков съестного встал ребром.
В субботу занятия не проводились, в армии это парко-хозяйственный день (ПХД). Перетрясаются постели, наводится порядок в расположении, приводится в надлежащие состояние техника, пострадавшая за неделю ратного труда, снаряжение и обмундирование.
Подразделение на полигоне не исключение, мы занялись наведением порядка.
Параллельно вся прилегающая к блиндажу территория была повторно обследована на предмет произрастания, пробегания, пролетания, залегания и всего остального.
Но, как обычно, кроме двухметровой конопли, колючек, ящериц и насекомых, ничего найдено не было.
Хотя три кузнечика-переростка, очень смахивающих на саранчу, вызвали оживленную дискуссию об употреблении их в пищу китайцами.
Гурманы даже начали обсуждать способы приготовления. Все сошлись на мнении, что запеченную в кипящем масле саранчу стоит попробовать.
Горячие головы остановило только отсутствие растительного или любого другого масла.
Варить и есть саранчу никто не решился…
Половина дня прошла в мучительном ожидании обеда.
Обед рубали за обе щеки, все знали о перспективах голодного вечера.
Уничтожать крайнюю банку кильки до воскресенья никто не решился. До воскресного обеда надо будет еще дотянуть.
Остаток дня прошел в томительных предчувствиях вечера.
Как назло, стояла жуткая жара, и выползать из душного блиндажа на свет Божий совсем не хотелось.
Тело перешло в режим экономии энергии.
Вечер приближался, как неминуемая кара за предшествующее чревоугодие.
Часов после шести, тем же составом: Вовка, Валерка, я и Хохол, — мы перебрались на свежий воздух, в тенек блиндажа.
Каждый думал о своем, наслаждаясь вечерней прохладой.
Разговор не клеился. Вовка играл штык-ножом, втыкая его в землю.
После дневного зноя оживала и всякая живность, полетели комары от реки.
Отпущенная саранча застрекотала в траве.
Из какой-то норки резво выскочил на свою беду зверек. То ли тушканчик-переросток, то ли суслик-недомерок.
В общем, какая-то хрень с шерстью песчаного цвета. Однозначно, что не барсук! Зверюга какая-то, короче, мелко зубастая.
По любому не его день был, не повезло животине. Штык-нож был как раз у Боба в руке, а метать всякие железяки он был мастак. Пригвоздил зверька к земле по самые не балуйся.
Меткий бросок Вовки вызвал бурный восторг у всей компании, кроме безвинно убиенного.
Валерка, правда из сентиментальности, прочитал над животиной отходную молитву.
Вовка к таким телячьим нежностям не привык и начал сразу свежевать добычу.
Без шкуры тушка этого зверька выглядела совсем малюсенькой, но была нанизана на шомпола от АКСов и гордо водружена над быстро собранным костром.
Дров добыли мало, в основном запалили сухой перекати-поле и прочую растительность, а также солому, что смогли сгрести по округе. Сначала повалил густой дым, потом полыхнуло от души.
Но даже от такого костра жара хватало, от тушки пошел пьянящий аромат жареного мяса.
Чтобы дичь не подгорела, ее приходилось постоянно переворачивать, обжигаясь о горячие шомпола автоматов.
При этом вокруг костра совершались ритуальные пляски, посвящённые удачной охоте нашего грязнолицего брата Боба.
Валерка, увидав наши вытянутые по ветру носы, открытые рты, из которых хоть слюна пока не капала, пресёк весь романтизм ситуации фразой:
- Я эту крысу жрать не буду!
На опрометчиво брошенное Валеркой слово «ЖРАТЬ» как заправская ищейка сразу среагировал Омирхан, вылетевший пулей из блиндажа. - ЖРАТЬ, бар ма?
Лирическое отступление: На колоритной личности ОМИРХАНА я думаю, стоит остановиться особо!!!
Из Личного дела Омирхана: 1975 года рождения. Призван областным военным комиссариатом Семипалатинской области. Летом 1993 года поступил в Военный институт Пограничной Службы Комитета Национальной Безопасности Республики Казахстан (ВИ ПС КНБ РК), зачислен в штат 306 учебной пограничной заставы. Казах. Беспартийный.
Через несколько месяцев мы узнали, что, уехав на пять лет учиться в Алматы, он оставил дома молодую жену с годовалым ребенком на руках. К тому же, с его слов, он еще умудрился заложить жене фундамент второго.
Вот этот молодой человек самоотверженно хотел стать настоящим, по своим меркам, офицером.
Для исполнения своей заветной мечты он не щадил никого и ничего: ни свою семью, ни свои волосы…
На абитуриентские сборы и сдачу экзаменов в ПУЦ ВИ ПС КНБ РК он приехал обритым наголо.
Мы в первый же день нашего знакомства, узнав, что он из Семипалатинска, грешным делом подумали, что это результат радиации. Но Омирхан решительно развеял всяческие инсинуации по поводу своей прически:
- Сам побрился на лысо. Я же в Армию поступать приехал.
К слову сказать, разговаривал этот бравый молодой человек принципиально только на государственном языке. Кто не знает, в Республике Казахстан — это казахский язык.
Причем по-русски он не умел даже материться. Это существенно ограничивало его общение в узком кругу в то время еще многонационального учебного коллектива.
Представьте реакцию юношеского мозга, не затуманенного интеллектом, а наоборот — сдобренного парами спиртного, после перевода этой фразы.
Кстати, спиртосодержащие напитки, привезенные из дома несознательными поступающими, по убедительному настоянию отцов командиров, стойко уничтожались юношескими организмами в первый же день нашего пребывания в ПУЦе, в основном естественным образом – через употребление во внутрь.
После данного факта вопиющего вандализма только самые стойкие могли держаться к вечеру на ногах и принимать участие в членораздельных беседах.
Вы совершенно правы – реакция была совершенно адекватная: - Пацаны, прикинь! А мы же тоже в армию поступать приехали… ик! В натуре…
- Точно! А давайте тоже побреемся?!
- На лысо?! А давай!
- И кто первый?
У большинства участвующих в обсуждениях дремлющий разум все же проснулся.
В акте массового бритья (термина «флеш моб», тогда просто не было) изъявили принять участие только шестеро возможно будущих слушателей ВИ ПС КНБ РК, так как приехавшие на сборы абитуриенты даже не приступали еще к сдаче экзаменов.
Зато данный ритуал был проведен покруче, чем бритьё макушки при постриге монахов доминиканцев. Хорошо, что хоть уши и брови друг другу пьяные цирюльники не по сбривали.
«Под бодрое мычание, под дружеское ржание родилися на свет…» — еще шестеро образцовых военных из общества яйцеголовых.
Все свободное пространство между рядами двухъярусных кроватей казармы трехстенка было завалено остриженными и обритыми… не, ни головами, тока волосами!
Но не всё прошло так гладко, как написано. Последнему из обриваемых рыжему Фиксе из «спецов» не повезло…
Фикса – это золотая или позолоченная коронка на сломанный и пальпированный зуб.
Спец – это сокращение (военный сленг), воспитанник-выпускник трёхлетней Республиканской Военной Специализированной школы-интерната с углубленным изучением русского языка и физической подготовки (РВСШИ). Учреждена эта спецшкола была в 1983 году и стала носить имя легендарного панфиловца – Бауржана Момышулы. Исходя из того, что это специализированная школа для её воспитанников и прикрепили сокращённое прозвище — «спец».
Суворовских училищ ни в Казахской ССР, ни в суверенном Казахстане никогда не было. А те, что были созданы по их подобию в 1983 году в Алма-Ате, Караганде и Чимкенте, теперь называются не сказать, что попроще, но по-другому. Главное, что лишилось название образовательного учреждения своей изюминки – слова на букву «С». Теперь и «спецом» уже назвать этих ребят язык не повернётся.
В советские времена пацаны 15-17 лет ходили в черной форме, с красными лампасами и погонами с аббревиатурой «СШ». Нынешние поколения отроков щеголяют лампасами и погонами цвета нашего незалежного флага и кличут их «улановцами», а на их погонах нанесены буквы «ЖҰ» — обозначающие «Жас Ұлан». К трём городам, имевшим у себя подобные школы, естественным образом примкнула Астана. Каждая школа носит имя своего Героя. В Алматы – Бауржана Момышулы. В Караганде – Талгата Бегельдинова. В Шымкенте – Сабыра Рахимова. В Астане – Сагадата Нурмагамбетова.
Но вернёмся в нашу хмельную цирюльню, где события начали развиваться весьма оригинальным образом. Где лезвие бритвенного станка уже не раз возносилось над постепенно лысеющим черепом Фиксы, усыпая медной шевелюрой бетонный пол нашей казармы. Не совсем трезвый «мастер», совершавший нехитрые манипуляции по соскребанию шевелюры со своего «клиента», неожиданно икнул, непроизвольным движением повредив глянец кожи, аккурат по центу головы Рыжего….
Что тут началось, вам просто трудно представить!
Рыжий взревел как укушенный мухой цеце гиппопотам!
Он вскочил во весь свой богатырский рост, разбрасывая в разные стороны удивленных зрителей, ринулся к баку с водой, не забыв по дороге отоварить своим кулачищем незадачливого брадобрея.
Размазывая пену с кровью остатками воды, он долго не мог определиться, что же делать дальше.
Кровь не хотела останавливаться самостоятельно. Всех своих пьяных собутыльников, желающих помочь, Фикса уже раскидал.
А разбуженные его мощным воем трезвые одноказарменики боялись к нему подойти для оказания первой помощи.
Наконец, совместными усилиями, удалось обуздать этого, уже почти лысого монстра. Силой зафиксировали его голову и наспех залепили пластырями.
Слава Богу, тогда этого добра еще было навалом, каждый уважающий себя абитуриент приволок из дома аптечку.
В момент проведения спасательной операции в казарму прибыли дежурные офицеры.
Картина маслом “Приплыли!”.
Случись бы этот конфуз на следующий день, неизвестно, чем бы дело закончилось. Так как отцы-командиры поняли свой просчет первого дня с пущенным на самотёк уничтожением горячительных жидкостей, поэтому приказали сдать все наши личные вещи в каптерку, по описи, под присмотр прапорщика полигона.
После полной сдачи запрещенных предметов был проведен глобальный шмон.
В тумбочках остались только самые необходимые вещи – «мыльно-рыльные» принадлежности для моциона и туалета, а также книги, учебники, тетради для подготовки к экзаменам.
Весь остальной нехитрый скарб был обречен пылиться на полках каптерки. И взять его можно было только по записи в журнале у того самого прапорщика.
На утреннем построении в нашем учебном взводе семеро человек, включая Омирхана сияли своими лысинами в лучах восходящего солнца. Видимо, ослепленный их блеском, начальник абитуриентских сборов вызвал из строя эту «великолепную семёрку»! После чего, выдал фразу, наполненную глубочайшим смыслом, над которой все дружно поржали:
- Знаете, в армии есть определение «пусть безобразно, зато однообразно!». Чтоб сегодня же к вечеру у всех абитуриентов была такая же аккуратная прическа!
Так незамысловато и с изыском был сокращен конкурс поступающих на место в нашем третьем бате… Или брейся наголо, или пиши рапорт и езжай домой к мамке! - Сборы, равняйсь! Смирно! Налево! Правое плечо вперёд, бегом-МАРШ!
И мы побежали на свою первую утреннюю физическую зарядку одетые по форме №2 «голый торс».
Меня последствия ночного конфуза коснулись напрямую. Валерка, с которым мы спали через тумбочку, вошел в кубрик и с ходу спросил у меня: «Ты же отличником в школе был?» Я кивнул. Физиономия Куща не предвещала ничего доброго: «Пошли. Нас с тобой, как отличников из 1-го взвода, ждет начальник штаба сборов». И мы пошли к штабному кубрику.
На крыльце за столом сидел капитан Изотов. Вокруг него сгрудилась толпа нежелающих бриться абитуриентов. Изотов как-то нездорово обрадовался нашему с Валеркой появлению. - О! Отличники первого взвода! Ваш взвод отличился «обществом яйцеголовых»… Вам и отдуваться! – он небрежно бросил на стол пачку рапортов и встал.
- Ну-ка, напишите чего-нить, вот тут! — он ткнул пальцем в край чистого листа.
- Что писать? – спросил я обреченно.
- «Начальнику абитуриентских сборов»…
Мы с Валеркой вывели на двух листах по строке. Изотов придирчиво ознакомился с результатами.
Мой почерк оказался более разборчивым. Валерка писал очень мелко. - Назначаешься писарем сборов! – торжественно вынес свой вердикт Начальник штаба. – Вот тебе рапорты, переписывай без ошибок, а то эти грамотеи понаписовывали…
В тот день я переписал 69 рапортов и на следующее утро 69 лохматых счастливчиков уехали домой. Кто остался верен своему выбору – поступить любой ценой, были вынуждены бриться. Хотя поступишь, не поступишь, тут еще бабушка надвое сказала…
Колебания в юношеских умах прервал наш Командир учебной заставы: - Кто не побреется, на обед не пойдет!
После утренней зарядки с трехкилометровым кроссом, а также после трех пар занятий, хотелось не просто есть, хотелось ЖРАТЬ!
Поэтому бриться начали массово… Всеми подручными средствами, плюясь и матерясь.
Через короткое время причину репрессий по волосяному признаку знали все абитуриенты сборов.
К Омирхану пришла известность, с крепкими непечатными эпитетами…
Ко всем своим достоинствам и небольшому росту, с кривенькими ногами, Омирхан обладал каким-то животным чувством постоянного голода. Он хотел жрать всегда и везде.
Все съестные нычки сослуживцев находились и уничтожались им молниеносно.
Омирхан жевал все, всегда и везде. Даже в строю…
Такое недостойное высокого звания «слушатель ВИ ПС КНБ РК» поведение жестоко пресекалось командирами.
Иногда карательные меры были достаточно извращенными.
Особенно грешил извратами наш заместитель командира заставы – старший сержант Крестин.
Он справедливо считал, что воинский строй — это святое!
Нельзя его осквернять, особенно жующей физиономией Омирхана.
Так что часто, после выхода из столовой, мы всем строем отжимались, пока Омирхан жевал, доедая хлеб, лежащий у него во всех карманах камуфляжа.
Как и где он умудрялся им разжиться, оставалось загадкой. На каждого слушателя приходилось строго определенное число кусочков хлеба по норме довольствия.
Сказать, что в нашем воинском коллективе Омирхана после этого, мягко говоря, не любили, значит ничего не сказать…
Его тихо ненавидели! Но звали ласково РАДИАЦИЯ!
И была у этой клички отдельная история. Но об этом в другой раз, так как грешно смеяться над больными людьми…
- ЖРАТЬ, бар ма?
От данного возбужденного возгласа Омирхана мы немного опешили.
Глаза Омирхана сразу же жадно сфокусировались на источающей аромат дичи. После этого скрывать факт успешной охоты стало бессмысленно.
Первым нашелся Хохол:
-Да, Омирхан, вот барашка завалили, шашлык жарим… - Барашка, эт харашо… Дай посмотрю… — момент, когда шомпола с тушкой перекочевали из рук Боба в руки Омирхана, никто не заметил.
Из состояния культурного шока нас вывел безжалостный хруст косточек тушканчика на челюстях Радиации. В мгновение ока весь шашлык исчез в этой безжалостной молотилке, у которой даже за ушами хрустело… - Аще бар ма? – жадно оскалился Омирхан.
- ЖОК! Барашек совсем малюсенький был… — сказал, как отрезал Валерка.
Радиация сразу же утратил интерес к нашей компании и удалился. - Боб и на хрена, спрашивается, ты скормил этому чудовищу нашего тушкана? – риторически спросил я, — Он же даже спасибо не сказал…
Бодрое настроение, вызванное ароматами жареного мяса, быстро улетучивалось…
Короткий южный вечер догорел, и над нами раскинулось бескрайнее небо с миллиардами звезд…
В мозгу даже присказки были о еде:
«ТИХА УКРАИНСКАЯ НОЧЬ… НО САЛО НАДО ПЕРЕПРЯТАТЬ!»
Оставалось любоваться красотами ночи натощак, с пустым желудком, так как спать и говорить уже не хотелось.
Утро воскресенья было безрадостным.
Уничтожение крайней банки кильки оптимизма не прибавило.
Курс выживания продолжался и нас опять ждало лечебное голодание…
У военных есть девиз: «Если отдых — то активный, если праздник — то спортивный!»
Но бесконечный фонтан оптимизма иссяк даже у Хохла, что случилось впервые со дня нашего знакомства.
Все тупо гасились в душном блиндаже.
Героев побегать под ласковыми лучами ослепительного солнышка не было…
Разнообразие в скучное безделье внес обед! Первое, второе, хлеб и КОМПОТ! Это был праздник желудка!
После обеда все завалились переваривать пищу в тишине.
Только мухи озабоченно носились по блиндажу и норовили сесть на неприкрытые участки молодецкого тела.
Время до вечера, как обычно, тянулось мучительно долго…
Ни писать письма, ни заполнять дневник, который я в режиме полной секретности, скрытно и шифрованно вел в тетрадке с лекциями, категорически не хотелось.
Мы тупо ждали голодный вечер – когда над горизонтом взойдёт серебряный диск Луны и нам представится возможность повыть на него, для разнообразия.
И мы дождались того момента. Как обычно, тем же составом, мы перенесли наши бренные тела на излюбленное место дислокации — на свежий воздух.
От земли безбожно парило, но в воздухе еле уловимо чувствовалась прохлада с редкими, легкими порывами ветерка.
- Ща бы горячего чайку, да с душистым медком! – мечтательно сказал я, глядя на красивейший багровый закат.
- Чай еще вчера кончился… — как всегда трезво и цинично прервал мои мечтания Комар.
- Я помню, что мама заваривала чай из листьев смородины, — почему-то сказал Вовка-Боб.
- Где ты ее сейчас возьмешь? – парировал вопросом реплику Хохол.
- Видал куст у речки, похожий на смородину – как бы невзначай ляпнул Боб.
- Ну-ка, тащи его сюда, заварим! – возбужденно выкрикнул я, и все оживились.
Вовка метнулся к реке за кустом, остальные разбежались по окрестностям для сбора сушняка и другого горючего материала, пока совсем не стемнело. Искали все, что могло гореть, даже кизяк.
Кизяк — это высохшие коровьи лепешки. При его горении выделяется едкий сизый дымок, но разогреть на нем пищу или вскипятить воду можно. Заодно и разогнать тем самым дымом всю жужжащую нечисть, которая начинала насыщать весь воздух вокруг нас…
Вовка действительно припер какой-то куст прямо с корнями, не прошло и года!
На смородину куст был подозрительно не похож. - У смородины должны листья пахнуть, – озвучил свои опасения похожий на ботаника Валерка.
Мы начали рвать и судорожно растирать в ладонях листья.
Они пахли, но не смородиной. Как пахла смородина мы уже начали забывать. Как будто это было давно, по ту сторону жизни в далеких детских снах. - Да ладно, — важно заявил Хохол, — Бросай, Вовка, эту хрень в каску, только корни обруби! Я надеюсь, ты додумался ее помыть на речке?
- А то! – буркнул в ответ Боб. Было совершенно непонятно то ли он додумался и помыл, то ли не додумался…
Короче, с куста надергали листьев и побросали в старую каску, найденную при уборке в блиндаже. В ней уже как раз призывно закипела вода.
Валерка с умным видом начал методично помешивать шомполом варево. При отблесках костра на фоне вечернего неба он был похож на мага-чародея или очень молодого колдуна Мерлина.
В каске что-то начало пузыриться и пениться. - Ща заварим какой-нибудь конопли и потравимся на хрен! – не выдержал я.
- Это не конопля, однозначно, — сказал Хохол, — мы ж ее нюхали.
Вовка, чтобы как-то реабилитироваться, все же его идея была с кустом, выдал: - А може, это… Омирхана позовем – про дегустировать!
- Тебе вчера не хватило? Скормил ему нашего тушканчика? – съехидничал я.
- А чего? Очень даже трезвая мысль! – резонно заключил Валерка.
Все плотоядно заржали и закивали.
Хохол своим зычным голосом гаркнул: «Омирхан, кель!»
Омирхан не заставил себя долго ждать, проворно приковылял своей раскачивающейся морской походочкой.
В его горящих глазах читался немой вопрос: “ЖРАТЬ, бар ма?” - Омирхан, шай будешь? – ласково начал Хохол, дружески обняв его за плечи. – Подставляй кружку.
- Шай, жок… — почему-то насторожился Радиация.
- Да ты не переживай, мы тут последнее перетрясли, заварили, — включился в разговор Вовка.
- Ты ж нам родной, под одной крышей спим, с одного котелка с тобой едим, последнее тебе отдаем, — еле сдержавшись, чтоб не заржать, вставил я свои пять копеек.
Валерка молча плеснул Омирхану в подставленную кружку горячего варева.
Омирхан раздул свои ноздри и все еще насторожено принюхался, дуя на парящую жидкость в кружке.
Но голод взял свое. Он жадно глотнул варева.
Все замерли в ожидании вердикта дегустатора.
Омирхан поперхнулся и начал плеваться: — Жаман шай!
Дальше последовала непереводимая игра слов какого-то из казахских диалектов.
Радиация, матерясь на казахском и русском языках, обиженно убежал. - Все, баста карапузики, кончилися танцы… — разочарованно сказал Хохол.
- Я же говорил, потравимся этим варевом, выливай его, Валерка, от греха подальше! – заключил я.
- Да! Если уж Омирхан не переварил, нам даже пробовать не следует, — махнул рукой Вовка.
Комар, скорбно с горбясь, перевернул варево на костер.
Пламя опало, угли и зола зашипели, всполохи озарились зеленоватым свечением, от костра повалил густой белесый дым.
Колдовство закончилась, как и крайняя ночь Курса выживания…
Мы это сделали! Мы выжили!
написано октябрь 2012