Как я бросил курить

Рассказ из Главы 3. Моя первая война – доброволец, сборника новелл

«По призванию Офицер или Как жить нельзя»

Второе электронное издание опубликовано в трех частях с прологом и эпилогом в 2021 году, отзывы тоже интересно почитать https://www.litres.ru/dmitriy-nikolaevich-bocharov/po-prizvaniu-oficer-ili-kak-zhit-nelzya/

Посвящается здоровому образу жизни…

Курить я начал позже большинства своих ровесников, то есть в тринадцать с половиной лет.

На то у меня было несколько веских обстоятельств.

Во-первых, при первом знакомстве с сигаретами меня банально спалили.

По причине того, что мне надо было идти в первый класс наша семья — папа, мама, я, — стала жить более-менее оседло у одной из моих бабушек — мамы отца, в тогда еще городе яблок — Алма-Ате.

Это была обычная советская двухкомнатная квартирка в саманном двухэтажном доме с удобствами на улице.

Дом находился в рабочем поселке станкостроительного завода имени «XX-летия Великой Октябрьской Революции» в просторечии Механка.

Завод эвакуировали во время Великой Отечественной войны с Украины, по-моему, из Харькова.

Жили на Механке в основном те, кто работал или когда-то работал на заводе, вследствие чего знали друг друга, как облупленных, до пятого колена.

Мелочь возилась гуртом во дворах и на задворках за сараями, где был большой пустырь, на котором заливали зимой лед и делали настоящий каток. Дальше было настоящее футбольное поле и детско-юношеская спортивная школа. За полем находился огроменный кирпичный забор метра три в высоту и начинались цеха завода.

В поселке также был продуктовый магазин и хлебная лавка, в двух дворах от нашего дома.

И на таком же расстоянии, но в другую сторону, образовательная школа-восьмилетка, в которой учились все поколения живущих в поселке.

Моя первая учительница начальных классов Зинаида Ивановна Безбадченко учила моего отца, потом его племянника — моего старшего двоюродного брата Леху, а теперь приняла и меня.

В школу я пошел с шести лет, что тогда, в далекие 80-е, считалось исключением. Брали по исполнению семи, а семь мне должно было исполниться только в ноябре.

Папа помнил, как я плакал в прошлом году, когда всех взяли в подготовительную группу детского сада, а я остался с новыми малышами.

Поэтому, зная о моей настырности, ему пришлось уговорить заведующую детским садом, чтобы и меня перевели вместе со всеми в подготовительную группу.

Так по инерции вместе со всеми я и пошел в школу досрочно… Возможно, и тут моему папе пришлось договариваться, но за давностью лет история об этом умалчивает.

Зинаида Ивановна, учительница была замечательная.

Если она еще жива, то ей должно быть сейчас за восемьдесят лет. Дай ей Бог крепкого здоровья! Многим ее ученикам удавалось переходить после окончания восьмилетки в десятилетку, заканчивать ее и даже поступать в высшие учебные заведения.

Вот такая путевка в жизнь на основе начального образования.

Кто не хотел учиться дальше, шел в профессионально-техническое училище, по-простому – ПТУ, расположенное сразу за школьным садом, и его ждал завод с распростертыми объятьями.

Учеба в ПТУ не была престижной. В работяги обычно шли те, кто в школе учился ниже среднего, то есть в основном дворовая шпана.

После занятий, эта шпана оседала за футбольным полем. Иногда играли в футбол, чаще просто пили портвейн, ну и, конечно, курили…

В советское время шпана, по-дворовому пацаны, были окутаны некоторым ореолом «романтизма».

Об этом хорошо сказал персонаж, сыгранный Леоновым в кинофильме «Джентльмены удачи»:

— Украл, выпил, в тюрьму! Романтика…

Пить, курить, и материться считалось недостойным советской молодежи и поэтому было неимоверно круто…

Мы — малышня, которая возилась в куче песка на краю футбольного поля, вытачивая из слежавшегося, спрессованного разноцветного песочника различные фигурки, ужасно завидовали «взрослым» пацанам.

Они временами позволяли принести им мяч, когда он улетал за пределы поля…

Иногда даже брали с собой играть, чтоб мы крутились под ногами.

Мы жадно слушали их пацанячьи «базары», запоминали новые для нас блатные словечки.

В общем, просвещались, как могли.

После игры в футбол пацаны садились в кружок в кустах под забором и курили, травили разные истории и байки.

Если была мелочь в карманах, засылали, того, кто выглядел старше всех в магазин за портвейном.

Нам было жутко интересно, о чем они там трепались. Поэтому, катая доставшийся нам с барского плеча мяч, мы старались почаще запнуть его в кусты и слазить за ним.

Тот, кто бежал за мячом, всегда держал ушки на макушке.

Однажды за мячом полез в кусты я.

— Эй, мелюзга, курнуть хочешь? — спросил один из патлатых парней.

От неожиданности у меня пропал дар речи. Я смог только кивнуть головой.

Мне протянули прикуренную беломорину. От одного запаха и вида смятой в мундштуке папиросы у меня поплыло перед глазами.

Мне порекомендовали взять бычок в рот и затянуться. Что я, как зомбированная кукла, и проделал дрожащими руками…

Было ощущение, что никотиновый дым повалил у меня из ушей.

Я закашлялся, из глаз хлынули слезы. Не вырвало только потому, что забыл после школы пообедать, а до ужина было далеко.

Данные мои героические страдания вызвали дружный хохот в кружке подростков.

В это же время Ленка — добрая душа, моя соседка по подъезду и по парте в школе, бежала сообщить умопомрачительную новость моим родителям.

Папа взял отпуск, чтобы помочь первый месяц мне со школой, поэтому был дома.

Ленка, позвонив в дверь, огорошила его прямо с порога:

— А Ваш Димка курит на футбольном поле!!!

Папа, конечно, удивился, но виду не подал, спокойно ответил:

— Пойдем, Лена, покажешь, где…

От подъезда нашего дома до футбольного поля было метров сто, от силы сто пятьдесят. В общем папа поспел к кульминации спектакля. Зрители аплодировали и кричали — Бис!

Занавес…

После долгого умывания глаз и рта, серьезного разговора с отцом я дал торжественное обещание не курить. Да и не больно-то хотелось, после пережитого стресса. Воротило даже от запаха отцовских сигарет, хотя отец никогда дома не курил.

Вот такая была веская причина не курить.

Второй причиной позднего привыкания к куреву — был Спорт.

Папа с трехлетнего возраста заставлял меня делать по утрам зарядку вместе с ним.

Я в детстве был очень упитанным мальчиком, поэтому мне это давалось с трудом. Но благодаря систематическим занятиям физкультурой, был достаточно гибким и подвижным.

Папа в молодости серьезно занимался футболом, даже играл за юношескую сборную.

Поступив в институт, играл в футбольной команде РКИИГА (Рижского Краснознаменного Института Инженеров Гражданской Авиации).

После инцидента на футбольном поле он понял, что я росту не по годам, и решил меня занять… спортом.

Поговорил со знакомым тренером и отдал меня в футбольную секцию в детско-юношеской спортивной школе.

Тренер брать меня не хотел, я был бесперспективный, одним словом — колобок, но папа уговорил и его, по знакомству…

И началось: подъем, зарядка, бег, школа, уроки, тренировки, уроки, отбой, сон.

Сначала была секция футбола, с семи лет САМБО, потом вольная борьба, пауэрлифтинг (силовое троеборье), тренажерка, рукопашный бой…

Короче, было не до курева! Совсем…

Благодаря интенсивной спортотерапии, к тринадцати годам я вытянулся, перегнал маму и догнал папу по росту.

Лишний вес послужил отличным материалом для создания мышечной массы и укрепления мускулатуры.

Многие пожалели, что раньше дразнили меня «Толстым» и другими обидными прозвищами, которых было неимоверное количество: «Портос», «Отец Тук», «Джипо» (был такой фильм «Мираж», с милым толстячком медвежатником), «Дима-БТР» (это когда я играл защитником в футболе).

На меня стали заглядываться старшие соседские девчонки, хотя я тогда еще не понимал причину их интереса.

В школе большинство ровесников уже курило на переменах на пятачке за школой.

Мне было это неинтересно, я учился и старался учиться хорошо.

Языки мне давались с трудом, даже русский. Наверное, сказывалась детство, проведенное в белорусской деревне. Где и слова вроде такие же, а пишутся, как слышатся, с учетом особенного белорусского говора. Поэтому с правописанием была большая проблема, приходилось долго и упорно заниматься, учить те самые правила «великого и могучего» русского языка. Писали с папой диктанты по вечерам, читали книжки.

Летом, как и все мальчишки, пропадал во дворе, гонял в футбол и катался на велосипеде.

Ходил с пацанами купаться на пруды. Лазали везде, где было можно, естественно, особое внимание уделяя местам, где лазать было нельзя.

После обеда и до вечера играли с девчонками в прятки или в казаков-разбойников. Когда темнело, собирались где-нибудь на лавочке травили анекдоты или страшные истории.

«Старшаки», — пацаны, старше нас на год-два, те, конечно, курили для форса.

В темноте, тлеющий огонек сигареты, призрачно озаряющий лицо, завораживает, придает мистики ситуации.

Поэтому курить начинало большинство, чаще за компанию или чтоб не казаться ребенком…

Я держался до последнего, помня о данном отцу обещании.

Уже курили и пацаны, младше меня на три-пять лет. Особенно, шпана из «Шанхая» (условное «пацанское» наименование частного сектора).

Держался, пока не стал гулять по вечерам со «старшаками» и их девчонками.

Им было по 16-17 лет и они для меня казались взрослыми. Курили почти все, за исключением некоторых девчонок.

Не знаю почему, но не курить было стремно, я и так был отличник, да и правильный чересчур.

Брали они меня в свою компанию потому, что у меня была отличная память, я запоминал анекдоты, истории, редкие тогда видеофильмы, мог их интересно пересказывать.

Взрослые девчонки любили меня прикалывать, потому что я смешно и естественно стеснялся, нервно хлопая ресницами.

Мне интересно было со «старшаками», поэтому мне пришлось сдаться перед их доводами и стать как они, то есть начать дымить сигаретами, хотя бы за компанию.

Курил я редко, стрелять сигареты было тоже стремно, поэтому таскал часто не начатую пачку в кармане. Все об этом знали и стреляли у меня.

Пару раз спер у отца пачку сигарет, потом как-то стыдно стало, да и папа постоянно бросить хотел, перестал покупать блоками.

Пришлось учиться зарабатывать себе карманные деньги, что, как ни странно, в условиях перестройки стало не так уж трудно.

Продавал газеты «Караван» на железнодорожном вокзале Алматы-I, крутился, выручало спортивное здоровье и знакомство со «старшаками».

На сигаретах и шоколадках не экономил, хотя курил больше для виду в компании, в основном при старших девчонках. Мог позволить себе рисануться даже пачкой «Marlboro».

Когда готовился к соревнованиям или не выходил во двор, вообще мог не курить месяц.

Так от случая к случаю и курил.

В десятом и одиннадцатом классах начал серьезно готовиться к поступлению в военное училище, бегать по утрам полуторку или трехкилометровку, подтягиваться на турнике, готовиться к сдаче экзаменов в школе.

В связи с чем, курить решил бросать кардинально, да и понты уже были как-то не нужны.

Выпендриваться стало не перед кем. Появились свои некурящие девчонки, так как целоваться с курящими было неприятно. Памятуя об избитой фразе — что целоваться с курящей девушкой, то же самое, что облизывать пепельницу…

Я уже уверенно стоял на своих ногах, и компания «старшаков» стала не нужна.

При поступлении в военное училище попал в спортвзвод, это отдельная история, сейчас только о вреде курения!

Из тридцати шести человек на заставе, сформированной после мандатной комиссии, курили всего восемь.

После курса молодого бойца в ПУЦе осталось только шесть некурящих.

Так сложилось, что в армии единственное место, где «молодняк» никто не трогает — это оборудованное место для курения — КУРИЛКА.

Даже офицеры считают, что, если ты в курилке значит при деле — у тебя перекур. А если ты без дела гуляешь и дышишь свежим воздухом, значит тебе нечем заняться.

Это утверждение вызвало просто прилив энтузиазма и поток креативных идей, чем озадачить бесцельно шатающегося товарища курсанта.

В общем, в армии курить безопасней для здоровья! Хотя иногда и приходится производить торжественное захоронение «бычка» в яме размерами метр на метр.

По стечению некоторых обстоятельств, в которых я принимал самое активное участие, меня отправили дослуживать обязательные после присяги два года конституционного долга Родине в войсковую часть в родном поселке Бурундай.

Где я опять-таки проявил определенный героизм, достойный отдельного рассказа и попал в третий сводный батальон, направленный на охрану старых рубежей уже новой самостийной Родины (СНГ).

Солнечный Таджикистан принял нас с распростертыми объятиями, несмотря на смурную погоду декабря.

* * *

Ситуация на Государственной Границе прежнего СССР, а ныне независимой горной Республики была сложная.

Уже больше года, с переменным успехом, то разгораясь, то затухая, шла гражданская война в самом Таджикистане.

Аналогичная ситуация была и за речкой. После вывода советских войск в 1989-м, гордые и свободолюбивые народы отрогов Памира и Гиндукуша никак не могли поделить власть. И по-тихому резали, и стреляли друг друга с переменным успехом.

В охране Государственной границы тоже наметились кардинальные перемены. Союз распался, советская армия, де-факто, не существовала. Попытки стабилизировать ситуацию в провинциях некогда гордой империи пока не к чему стоящему ни приводили.

Таджикистан самостоятельно охранять государственную границу был не в силах. Через нее хлынули потоки беженцев в обе стороны.

Помимо беженцев границу пересекало множество различного вооружения и наркотики.

На границе остались забытые всеми заставы и гарнизоны, которые нуждались в пополнении личным составом и полноценном снабжении всем необходимым для осуществления полноценной служебно-боевой деятельности. Однако, в условиях полной дестабилизации военно-политической ситуации в регионе, это казалось совершенно невозможным силами самостоятельного Таджикистана.

Исходя из сложившейся обстановки, главы государств России, Таджикистана, Кыргызстана и Казахстана договорились о совместной охране границы на Таджико-Афганском участке.

Но как практически будет это осуществляться? На тот момент оставалось ещё много нерешенных вопросов.

Масла в огонь подлили еще и летние события на границе.

13 июля 1993 года прорвавшейся из сопредельного Афганистана бандой моджахедов численностью до двухсот пятидесяти человек была полностью уничтожена 12 Погранзастава Московского погранотряда. Тогда еще никто не знал черного араба – Хаттаба, который повредил в этих боях руку и потерял палец.

Невосполнимая потеря полноценного подразделения в ожесточённом бою с непрошеными гостями с того берега Пянджа, добавила нервозности в Группе Пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан, на плечи которой легла основная тяжесть службы по охране границы, обороне внешних границ Содружества Независимых Государств и поддержания режима государственной границы. Тяжело было и 201-й мотострелковой дивизии, которая обеспечивала прикрытие и содействовала в нормализации обстановки на таджикско-афганской границе армейскими силами и средствами.

И хотя я не был на 12-й «Сари-гор», а видел её развалины с борта вертушки, когда мы летели на 8-ю, которая на три с половиной месяца стала моим опорным пунктом и отправной точкой для начала взрослой жизни.

Обгоревшие стены построек заставы, сожженная «бэха» (БМП) с оторванной и валяющейся в стороне башней, остались в моем сознании навсегда.

Тогда я, наверно, и понял смысл фразы, оброненной как-то моим отцом, — БАШНЮ СНЕСЛО!

И хоть теперь после бурной молодости у меня иногда и «сносит башню», я счастлив, что тогда остался жить.

* * *

Вертушка присела на вертолетную площадку, организованную на утесе, нависающем над заставой.

Мы споро из нее десантировались, выгрузив ящики с нехитрым скарбом, которым снабдило нас командование в Хороге.

Так без лишних проволочек мы оказались на задворках державы, перед нами седой Пяндж с шумом нес свои воды, мутные даже зимой.

В нем быстро утонули наши мечты на быстрый и беспроблемный дембель.

Мы — это десять молодых казахстанских парней, два сержанта и восемь бойцов, отправленных в качестве маневренной группы для усиления 8-ой погранзаставы Группы Пограничных войск РФ в Республике Таджикистан.

«Все! Баста, карапузики, кончилися танцы!»

Встречающие бойцы, в касках и бронежилетах, быстренько покидали в жерло вертушки, какие-то мешки и бандероли с печатями.

Офицер перекинулся дежурными фразами с вертолетчиками.

Вертолет Ми-8, поддав обороты двигателям, печально раскручивая лопасти винтов, начал разгонять остатки снега и пыли. Оторвавшись от площадки, и качнув на прощанье баками, машина стремительно рванула вперёд и вскоре растворилась в небе.

Мы выстроились в одну шеренгу, я как старший группы четко козырнул и доложил:

— Мобильная группа третьего сводного стрелкового батальона пограничных войск Республики Казахстан в составе десяти человек для прохождения дальнейшей службы прибыла. Старший группы младший сержант Бочаров!

Начальник заставы капитан Валерий Сергеевич Б. обвел нас хмурым командирским оком. Он был среднего роста, но коренастый, крепко сбитый. По его потрепанной двухцветке было видно, что мужик тертый, не привыкший отсиживаться за чужими спинами.

— Так, сержанты, размещаете личный состав под руководством старшины заставы прапорщика Колчанова, потом оба ко мне в кабинет. Буду знакомить вас с обстановкой.

В течение часа мы с Виталиком, вторым младшим сержантом казахстанской группы, разместили наших орлов в выделенном кубрике заставы, обзавелись старенькими солдатскими матрацами и подушками с одеялами.

Успели даже пообедать в столовой и примчались к кэпу Валере, как мы его сразу окрестили.

В течение академического часа, Валера доводил до нас оперативную обстановку на вверенном участке Госграницы, рассказывал об особенностях несения службы, задачах заставы, поставленных старшим начальством. Мы делали вид, что внимательно слушаем, а сами пытались кимарнуть с открытыми глазами.

Сказывались дни недосыпа, связанного со сборами, погрузкой-разгрузкой, нервным ожиданием неизвестности, перевариванием серьезности ситуации в Таджикистане по прилету.

Кончилось все плачевно — Виталик-чечен, вырубился и чуть не долбанулся лбом об стол.

Валера не мог вынести такого хамства к своей особе, огорчился во всех своих отеческих чувствах и объявил Чечену первый наряд вне очереди на кухню.

Вот тебе и приехали…

Я, как попавший под горячую руку, тут же был отправлен в оружейку получать оружие и боеприпасы.

Мне была поставлена первая боевая задача: выйти на охрану Государственной границы в составе группы, которая под видом пограничного наряда производила смену личного состава на постах и секретах, которыми были прикрыты крылья заставы.

Я поступал гуманитарным довеском к сержанту, ведущему группу и производящим смену постов.

Местному сержанту была поставлена вводная — чинно прогуливаясь вдоль Государственной границы, параллельно знакомить меня с местным ландшафтом и достопримечательностями, желательно вернуться без происшествий!

К своей особой радости, в дополнение к своей каске и другому снаряжению, я так же получил пудовый бронежилет старого образца.

Данное произведение военно-технической мысли и оборонного комплекса оптимизма мне не прибавило. Оно добросовестно давило мне на плечи, заставляя стойко переносить все тяготы и лишения военной службы.

Сбивая берцами ледяную корку с Памирских отрогов, мы выполнили половину задания, дошли на пост номер семь правого крыла, отмахав по горам добрых три километра.

Горный ландшафт местности и быстрый темп передвижения, на пределе внимания, к разговорам не располагал. Я молча крутил головой на 360 градусов присматриваясь ко всему.

Взмокли, подходя к блоку, расположенному на боевом гребне очередной безымянной высоты.

Дошли, плюхнулись на нагревшиеся от выглянувшего вдруг солнышка камни.

Я достал красную пачку еще казахстанского «Соверена», предложил местному сержанту, вытащил себе.

Бойцы, как и полагалось, стрельнули каждый себе, халявных сигарет у залетного фраера.

«Так, раздачу сигарет необходимо сократить, еще неизвестно, сколько нам тут придется куковать» — подумал я про себя.

Народ сгрудился под постройку из мешков с песком, обложенных изнутри для прочности гранитными глыбами.

Я демонстративно продолжал сидеть на валуне, сняв отяжелевшую шапку с каской, из-под которой градом катился пот, и наслаждаться окружающим пейзажем.

Прикурив сигарету от зажигалки, по-пижонски зажал ее двумя пальцами и жадно затянулся.

Сержант заложил взятую у меня сигарету за отворот солдатской шапки и водрузил на нее свою каску, обтянутую старой маскировочной сетью.

Бойцы тоже дружно потарили стрельнутые у нового сержанта сигареты, и теперь изучающе меня рассматривали.

Да, для них был актуальным вопрос, чего ждать от двух вновь прибывших командиров…

— Ты, это… куришь, да? — вдруг невпопад спросил сержант.

Я только изумлено поднял брови и еще раз жадно затянулся.

— Не кури больше на посту… — сказал местный сержант.

В его тоне не было ни требовательности устава, ни теплоты дружеского совета. Просто какое-то отрешенное безразличие. Это меня удивило.

— Почему?.. — искренне спросил я у него, от растерянности выронил зажигалку, которую крутил в левой руке.

Но ответить мне он не успел.

Я нагнулся за зажигалкой, а за моей спиной на том месте, где только что была моя голова дзынькнул рикошет. Я даже не совсем понял, что произошло.

Бойцы мгновенно отреагировали и заученными движениями заняли круговую оборону.

Сержант залег и стал сосредоточено шарить стволом автомата по противоположному берегу Пянджа через бойницу блока.

До меня дошло… Это была ПУЛЯ!!!

Пуля, явно выпущенная в меня, в мою дурную, бестолковую голову.

И если бы я не выронил в тот же момент эту никчемную зажигалку…

Мне стало по-настоящему страшно.

По спине предательской струйкой побежал холодок.

В мозгу как будто заело пластинку: А если бы не нагнулся, а если бы не нагнулся…

— Ушел зараза! — выдохнул сержант, и уже ко мне сочувственно: — Это снайпер был. Ты как, капрал?

Тут меня прорвало: — Че сразу-то не предупредил? Сидишь тут, разглагольствуешь – «не кури на посту» … — сорвал я весь свой шок на сержанта.

— А ты б мне минуту назад поверил?! Мы все сюда такими же орлами приехали. Тут быстро обламывают. Позавчера караван очередной с наркотой тормознули. Видно, цены за наши головы возросли. Им же еще не доложили, что ты новенький… — заулыбался в ответ на мою тираду сержант.

Я тупо переваривал его слова: «Какие цены? За чьи головы? Кому не доложили?..» Вопросы так и роились у меня в голове. Но спросить я так и не решился…

— Минут пятнадцать посидим, если палить больше не будет, поищем его пулю, — кивнул в мою сторону, — и домой! — сказал сержант напряженным бойцам. Все рассмеялись. Со смехом выходил запоздавший страх.

— Ну, что, капрал? Понял, что курение смерти подобно?! — спросил меня беззлобно сержант.

— Да, не зря Минздрав предупреждал… — ответил я хохоча.

Сержант вдруг стал серьезен на глазах: — Огонек сигареты виден днем за 500 метров, а ночью — на 300, а если в оптику, то можно легко расстояние множить на два…

— Не кури больше, капрал, не кури…

Пулю мы так и не нашли. Жаль, конечно, хороший был бы, наверно, медальон. Видать и вправду она не моя была…