Спасибо нашим докторам,
Что так надежно лечат там…
Тут недавно покурить вышли, я уже 14 лет не курю, но с народом выхожу за компанию. Да и от компьютера по технике безопасности каждый час по 10 минут отдыхать надо, и один товарищ меня спрашивает:
— Че ты такой нежный — дубленку застегиваешь, шапку одеваешь?
А я вспомнил, как я после ПРОМЕЛЬКНУВШЕЙ ЖИЗНИ в Таджике, в госпитале, уже будучи в Алматы, первый раз глаза открыл, и въехать не мог — где я? кто я?
Так прям сразу и захотелось, сесть и рассказ записать. Даже название сразу придумал — ГДЕ ЭТО Я!?
* * *
Открыл глаза, свет так и резанул, хоть я и спиной к окну лежал.
Зажмурился, осознаю себя… Лежу на животе, голова влево повернута, руки по швам, тело как ватное, подташнивает.
Сушняк, как будто сто лет не пил, аж губы растрескались. Бритый затылок греет солнышко.
Ну, хоть бы кто водички подал, а то так есть хочется, аж переночевать негде!
Лежу я лицом к закрытой двери. Дверь сплошная крашеная в белый цвет, кровати двухъярусные, заправленные синими солдатскими одеялами с черными полосами, тумбочки. Комната небольшая и тишина кругом, аж в ушах звенеть начинает.
Долго так и лежал, казалось, что целую вечность…
* * *
Заходит парень в сланцах и больничной пижаме, рыжая такая, с отворотами на рукавах и карманами защитного цвета.
Парень как парень… Русский, высокий, с чубом, нехилый.
Как потом оказалось это был старшина отделения Общей терапии Военного госпиталя Пограничной Службы Республики Казахстан. Но я это выяснил гораздо позже… А пока это первый живой человек ТУТ…
Самый прикол был, что очнулся я в пятницу, и в госпитале было ПХД, для сугубо гражданских, расшифрую Парко-Хозяйственный День. Это когда весь личный состав делает вид, что очень озабочен наведением порядка и чистоты в вверенных ему помещениях и на закрепленной технике.
Старшина отделения тоже не в курсе, кто я и откуда. Ну перевели из реанимации… Ну и что?
— У нас сегодня ПХД, – радостно объявил мне он. — Я же тебя полы мыть не заставляю. Иди, сделай вид, что панели в коридоре моешь.
А я после наркоза, кровопотери и трех суток без сознания вообще, как инопланетянин.
Точно другая планета — ТАМ бой шел, а ТУТ панели…
И вообще — ГДЕ это ТУТ?! ГДЕ ЭТО Я!?
На ад не шибко похоже, да и в рай не шибко-то хотелось…
* * *
У меня в мозгу только вспышка — лежу я на носилках в этой же позе на животе, тело не чувствую только холод какой-то, кругом чет суетятся все, бегают.
Вертушка шумит, от винтов пыль летит и тени мелькают. Значит рядом она совсем, где-то за спиной. Прилетела, значит!!! Ну, и хорошо… ну и ладненько… Тяжелые веки закрываются…
И десантник мне какой-то российский берет свой в руку сует.
— Возьми, БРАТ, ты смотри, не помри… Зря я тебя, что ли вытаскивал…
А не спеши ты нас хоронить,
А у нас еще здесь дела.
У нас дома детей мал мала,
Да и просто хотелось пожить!
* * *
Сюжет закручивался дальше. Наученный горьким опытом, в армии спорить с тем, кто командует – себе дороже, особенно пока не разобрался, кто есть, кто.
Поэтому я тупо встал, подтягиваясь по спинке двухъярусной кровати и в коридор пошел. От резкой смены положения тела голова закружилась, и как-то нехорошо затошнило.
Парень молодец, не растерялся, подхватил под локоть, не дал упасть.
Ноги-руки непослушные, будто чужие, затекли все. От первых шагов, как мелкими иголками колоть все тело начало. Но из палаты вышел. Стою с тряпкой, делаю вид, что панели тру… В голове – «Карусел, карусел, кто успел тот присел» …
Мимо старшая медсестра идет, такая пожилая тетка, еще советской закалки, без пофигизма:
— Новенький? Как фамилия?
Хлопаю ресницами, язык не ворочается, чтобы ответить.
— Бочаров? ЭТО ТЕБЯ С РЕАНИМАЦИИ ПЕРЕВЕЛИ УТРОМ??? ТЫ КАК ВСТАЛ?! У тебя ж постельный режим, быстро его на каталку!
Я утвердительно киваю головой, типа «да» — Бочаров! Но от потока информации, голова пошла кругом, и я начинаю сползать по стеночке. Тетка успевает меня нежно подхватить и поддерживает, чтобы не упал.
ТУТ опять кипиш… Меня под белые ручки, опять же достаточно нежно так — животом на каталочку и с каталки в кроватку в ту же позу, на животик… Прибегает начальник отделения с хирургом.
— Ты что встал!?
— Аха, — киваю я головой, — А что? – от таких событий у меня, чет опять карусель с тошнотой начинается. Мутит не по-детски. Но неудобно слабость показывать, дядьки на вид не меньше подполковников, хоть и в белых халатах.
— А мы думали, ты ходить не будешь, мы тебе два осколка из позвоночника достали. На вот, твой довесок таджикский из всего тела металлолома и каменной крошки наковыряли.
— Ты, сынок, лежи. Тебе будут еду в постель носить, сестрички будут 60 уколов только в попу делать и еще 40 в живот для разжижения крови, чтоб тромбов не было.
Такого потока информации мозг обработать не смог. К телу вернулась память, что с ним творилось трое суток. Табло погасло…
Как меня откачивали, заставляли нюхать нашатырь и все такое не помню.
А Начальник отделения не соврал — кололи меня стабильно в попу пенициллином, чтоб воспаление и нагноение остановить, в живот какую-то хрень другую. В вену физраствор и глюкозу. Короче и так вся шкура в дырках, как дуршлаг, дык тут еще колют, количество отверстий для вентиляции умножают…
А когда всё успокоилось, и старшина пришел снова.
— Ты это… извини, я ж не знал, ты ж лысый, худой, да и морда у тебя детская совсем, не разговариваешь, только пялишься и головой киваешь. Откуда я ж знать мог?!
— Слышь, браток, а я вообще где? – осмелев, выдавил, наконец, я.
— В смысле? — теперь уже старшина в ступор впал, — Как где? В госпитале!
— А госпиталь где???
Все. Занавес.
* * *
Мужики знаете за ЧТО стыдно?
Я-то встал, а вот Шомик…
Ему после того взрыва, куском скалы бедро раздробило. Его со мной оказывается, тогда в госпиталь тоже привезли.
Только он после операций в первой хирургии лежал, а я в общей терапии, так как думали — мне почки осколками посекло, у меня хорошенько тыл располосовало – руки, спину и пониже, ноги. Дык, до сих пор по весне грязь из нарывов лезет, правда не так уже, как раньше. Ну, надо ж приврать…
У меня, как оказалось, редкая группа крови АВ (IV) Rh+, проще говоря – четвёртая, резус положительный, вдобавок еще и свертываемость плохая.
После того, как осколками меня покрошило, кровушки утекло ой как много. Как потом рассказывали медсестры, начитавшись моей истории болезни. В Таджикистане такой крови не нашлось почему-то. Поэтому и ослаб от кровопотери. Было принято решение нас раненых с попутным бортом отправить в Алматы. Еще при Союзе госпиталь Пограничных войск имел статус регионального. Новее и круче медицинское оборудование было только в Ташкенте, но с Узбекистаном как-то все непонятно в то время было. Так что, первое переливание сделали уже в госпитале в городе Алматы. А потом многочасовая операция с выковыриванием осколков из моей плоти.
Спасибо военным хирургам, как ни странно, со временем, даже шрамов почти не осталось. Так неопределенные пятна на шкуре… Барсик, блин!!!
Через пару недель я уже ходил. В корсете, но ходил!
Весна, солнышко, мама приехала, сестрички, девчонки, жизнь налаживалась.
Все-таки мудрый человек придумал медсестер в военном госпитале. Любого выходят своей теплотой и любовью. Мужики они же как дети. Не могут они не хорохориться, когда молодые красивые особи противоположного пола рядом. Да и заживает на мужиках тогда, как на собаках все.
Я только перед выпиской про Шомика случайно узнал…
Пошел в их корпус, нашел палату.
У него нога в железной херне железными болтами зафиксирована, как конструктор, весь в спицах, стяжках, болтах подвешенный, само бедро после серии операций посередине тоньше руки стало.
Шомик так и не вставал, бедро у него неподвижно зафиксировано было.
Гной, вонь, утки эти…
В общем стыдно мне стало Шомику в глаза смотреть…
И этот резкий запах гноя, как могилой пахнуло…
Самому тогда всего 17 лет то было, страшно стало…
А что бы со мной было, если бы Шомик с молодняка броники не снял, перед тем как мы проверять результаты стрельбы в ишака полезли?!
И до того испугался, что больше к нему ни разу не ходил, вообще…
Это сейчас я понимаю, что это СТРАХ был, просто животный ужас.
Понял только тогда, что мог на месте Шомика запросто оказаться или вообще в цинковой обертке…
Так жить захотелось, просто жить и не помнить…
Не помнить всего… ВСЕГО ЭТОГО!!!
Даже когда из госпиталя выписался. Так и не знаю, сколько он там провалялся и как домой в Россию, в Татарстан уехал.
Забыть ЭТО все хотел, как СТРАШНЫЙ СОН…
СТЫДНО…
Не было этого НИЧЕГО.
* * *
— Где служил? – Да, писарем при штабе…
— А госпиталь как? – Как? Нормально… Тупо панели мыл…
* * *
Лет 10 не думать, не вспоминать про ЭТО не хотел, кроме папы всей правды и не знал никто. Мама догадывалась, конечно, плакала, но подробностей мы с папой не рассказывали. А в 1996 году папа умер. В феврале, не дотянул до ранней авиационной пенсии месяц и было ему всего 43… Из родственников и друзей и не знал практически никто.
Меня только по сильной пьянке клинило, и на страшные рассказы «про войну» тянуло.
Нравилось смотреть, как глаза у мальчишек ровесников и девчонок от ужаса округлялись, а утром они как от зверя шарахались. Видели в моих глазах правду говорю, что контуженный…
ГДЕ Я? Тот молодой пацан-доброволец, у которого вся жизнь еще впереди…
Нас тогда так учили: ЕСЛИ НЕ Я, ТО КТО!?
