К проекту «Неделя детской книги» присоединился выдающийся казахский поэт и переводчик Бахытжан Канапьянов!

Его имя широко известно далеко за пределами Казахстана. Произведения Бахытжана Мусахановича включены в школьную программу.

Неделя детской книги
(фольклор – детство человечества)

Имея почти семидесятилетний возраст, тем не менее, всегда свежо в памяти, из прошлого века и прошлого тысячелетия, это самая неделя детской книги. И по своему детству, и по своей юности – молодости, когда «все мы родом из детства», и делишься этими воспоминаниями и впечатлениями перед новым племенем – «младым и незнакомым». В то прекрасное время и в Москве – России, и в Казахстане весело и непринужденно проходили праздники детской книги в дни весенних каникул.

В Казахстане это нужное и необходимое литературное дело возглавлял, как всегда, классик детской литературы, поэт – фронтовик Музафар Алимбаев. Муз – ага почтительно называли мы его, молодые писатели и поэты. Почти каждый год пребывал на неделю «десант» детских писателей из Москвы. Телевизионные передачи были полны встреч с детьми, и их непосредственной аудиторией – Корней Чуковский, Сергей Михалков, Агния Барто и многие другие. Помню приезд в Алма-Ату детского писателя и поэта Юрия Кушака. Олжас Сулейменов, открывая встречу с ним, и в шутку и всерьез заявил – «Детей надо воспитывать Кушаком!»

Для меня всегда, разумеется, с далекого детства и поныне остается в памяти завороженное восприятие казахского фольклора и эпоса. Вымысел, когда сама неправда во имя победы добра над злом становится определяющим в воспитании чувств и в дальнейшем восприятии жизни – сложной и прекрасной, и всегда неповторимой в череде поколений.

Разумеется, как и у всех были под рукой (или из детской библиотеки) рассказы Аркадия Гайдара, повести Льва Кассиля и Бердибека Сокпакбаева «Меня зовут Кожа», был и целый пласт прекрасно переведенной зарубежной литературы – Марка Твена, Фенимора Купера, Вальтера Скотта, Джанни Родари. Разброс, переходящий в последующий универсализм, был и остается в памяти, но все же фольклор и эпос, который спустя годы даст мне неповторимый шанс состояться, как переводчику казахского эпоса на язык Пушкина. Лиро-эпический эпос «Кыз-Жибек» объемом равный «Евгению Онегину» я переводил в течении пять лет и еще столько же лет ждал выхода этой знаковой для меня книги. Ну, а теперь об Александре Сергеевиче… Целый творческий пласт, именно для восприятия детской души присутствует в великом наследии Пушкина. И здесь гармоничная взаимосвязь опять же с фольклором и с русскими летописями – «Песнь о вещем Олеге», «Сказка о золотой рыбке», «Сказка о царе Салтане» и многое, многое другое, дорогое юному сердцу перед дальнейшим постижением творческой тайны великого русского поэта. Каков трагедийный сюжет в «Песне о вещем Олеге», каков запев «Как ныне сбирается вещий Олег…»! А в «Сказке о царе Салтане» — семисложник – восьмисложник, характерный именно для тюркской поэзии, для казахского эпоса – «Три девицы под окном». И плавная певучесть поэтического слога в «Сказке о золотой рыбке». Все это роднит культуры мира с феноменом Пушкина, воссоздавая для детского читателя великую тайну творчества и сотворчества.

Необходимо особо отметить, что в архиве Александра Пушкина хранится и лист с прозаической записью казахского эпоса «Козы Корпеш – Баян Сулу», привезенный им из поездки в Оренбург и Уральск.

А Казахстан – это родина и автора «Незнайки» Николая Носова, и родина Павла Васильева, которому удалось на молекулярном уровне создать «Песнь о Серке» и казахские самокладки, имеющие прямые корни казахского фольклора. Был еще Антон Сорокин, которого в свое время в Омске навещал сам адмирал Колчак. Антону Сорокину на Куяндинской ярмарке в двадцатые годы прошлого столетия за его прозаические рассказы детской тематики из казахской жизни была вручена своеобразная премия от казахской общественности того периода – косяк лошадей! Завершая свои, где-то несобранные мысли по памяти детства, а детская память – цепкая вещь, предлагаю свою притчу по весне – «Урюк и Тополь», которая бродит в формате моих книг на разных языках мира.

УРЮК И ТОПОЛЬ

Урюк расцвел раньше, чем распустились листья.
Пирамидальный тополь с высоты своего роста усмехнулся:
— Ударят заморозки, и людям не видать твоих сладких плодов.
Урюк угрюмо молчал,
погруженный в розовую пелену цветов.
Через несколько дней ударили заморозки.
И однажды утром урюк ответил тополю:
— Возможно, ты и прав,
Люди не познают вкуса моих плодов.
Но они почувствовали весну
раньше обычного.
Цветы мои
живут в глазах людей,
ибо устали они зябнуть в холоде долгой зимы.
Так говорил урюк.
Но тополь не слушал его. Ему было некогда.
Он уже пускал белый пух на мостовые города.

Бахытжан Канапьянов